Клуб холостяков

– В разных местах, – уклончиво ответил Адам. Он знал сценарий. Подводных камней и капканов, конечно, не избежать, но он всякий раз делал попытку. – Август провел в Италии и во Франции. – Это он ей уже рассказывал.

Какой смысл говорить, что на той неделе он был в Атлантик-Сити, решал в очередной раз чужие проблемы? К счастью, на еврейский Новый год она его не ждала и не знала, где он в это время был. Ему удавалось навестить родных только на Иом-Киппур. Он посмотрел на сестру, та улыбнулась. Но улыбка нисколько не смягчила лицо сестры. Адам еще в детстве называл про себя сестру невестой Франкенштейна. У нее с Гидеоном было двое детей, но Адам видел их очень редко. Говоря по совести, Адам не испытывал нежных чувств к племянникам. Он был убежден, что все его семейство – ненормальные, а его родственнички были такого же мнения о нем.

– Как съездили на Мохонк? – спросил Адам. Удивительно, что мать до сих пор продолжает ездить отдыхать на это озеро. Отец уже сорок лет как сделал целое состояние на бирже, и они могли себе позволить любой круиз или мировой курорт самого высокого класса. Но мать упорно продолжала прибедняться. К тому же она не любила самолеты, так что отдыхали они с отцом всегда поблизости.

– Очень мило, – коротко ответила она, соображая, к чему бы еще придраться.

Обычно каждое слово Адама становилось поводом для критики. Хитрость заключалась в том, чтобы не давать ей лишней информации, ограничиваясь тем, что она и так могла прочесть в своих любимых таблоидах или увидеть по телевизору. Обычно самые «ужасные» его снимки – например, когда он стоит позади закованного в наручники клиента, – она старательно вырезала и посылала ему с небольшими приписками типа: «Вдруг ты это пропустил». А в самых безобразных, с ее точки зрения, случаях она высылала ему вырезки аж в трех экземплярах, по отдельности, сопровождая записками вроде: «Я, кажется, забыла тебе прислать вот это».

– Пап, а ты как себя чувствуешь?

Это была следующая попытка завязать разговор, всякий раз с тем же эффектом. Адам еще мальчиком был убежден, что отца подменили инопланетяне, подослали вместо него какого-то робота, у которого имелся внутренний дефект, мешавший ему говорить. Говорить он умел, но сначала требовалось привести этого робота в действие, и тогда оказывалось, что у него сели аккумуляторные батареи. Стандартным ответом на вопрос о самочувствии было: «Очень хорошо», – при этом отец продолжал сидеть, уткнувшись в тарелку, никогда не смотрел на собеседника, а лишь старательно жевал. Собственно, полное уклонение от разговора и погружение в себя были для отца способом выжить рядом с матерью, что он с успехом и делал вот уже пятьдесят семь лет. Нынешней зимой брату Адама, Бену, исполнится пятьдесят пять, Шэрон только что стукнуло пятьдесят, а Адам появился на свет по недосмотру, девятью годами позже, и, судя по всему, не заслуживал ни внимания, ни общения – если только не совершал очередную глупость или что-либо непристойное.

Адам не припоминал, чтобы мать хоть раз сказала, что любит его, или хотя бы приласкала. Он всегда был для нее источником раздражения и недовольства. Самое лучшее, что он видел от родных, – это полное игнорирование. Худшего было куда больше: нотациями, выволочками и оплеухами сопровождалось все его детство, да и сейчас мать при каждом случае поносила его, сорокалетнего мужчину. Единственным пунктом программы, который с годами пришлось исключить, была порка.

– Итак, Адам, с кем ты сейчас встречаешься? – поинтересовалась мать, когда Мэй подала салат.

Он догадался, что тяжелая артиллерия пущена в ход раньше обычного в наказание за то, что он не явился в синагогу. Как правило, эта тема приберегалась на сладкое, к кофе. Он уже давно усвоил, что подходящего ответа на этот вопрос не существует. Сказать правду означало навлечь на себя еще больший гнев.

– В данный момент ни с кем. Я в последнее время очень занят, – ответил он.

– Ну, конечно, – сказала мать, решительно встала и подошла к журнальному столу. В свои семьдесят девять она была стройна и в хорошей форме. Отец тоже был крепок, хотя ему уже стукнуло восемьдесят.

Она взяла в руки номер «Инкуайер» и пустила по столу, чтобы никто, не дай бог, не пропустил. Должно быть, она приберегала этот номер специально ради такого дня, чтобы порадовать всех, а не только Адама. Там была фотография, сделанная на концерте Вэны. Рядом с Адамом оказалась запечатлена девушка с широко раскрытым ртом и мечтательно зажмуренными глазами, в кожаной курточке нараспашку и выпирающим под тонкой блузкой бюстом. На ней была такая короткая юбка, что, казалось, она забыла ее надеть.

– А это кто такая? – спросила мать таким тоном, будто уличила его в страшном преступлении.

Адам непонимающе смотрел на снимок и наконец узнал Мэгги, девушку, которую пристроил в кулисы и которую потом проводил до самого дома, надеясь на приятное завершение вечера. Ему захотелось сказать матери, что беспокоиться не о чем, поскольку переспать с Мэгги не удалось, а стало быть, это не считается.