Клуб любителей фантастики, 1968–1969

— Сейчас увидите… Одним словом, дни мелькали, мы продолжали развлекаться с удивительной линзой. Копс, правда, все еще воображал, что кристалл можно подточить и сделать-таки работу для той лаборатории. Несколько раз он приступал к феоназу со своими шаблонами и недоуменно убеждался, что режущая кромка без усилия скрывается в кумысном тумане, появляясь тут же рядом. Прошло полмесяца, астрофизик уже уехал. Глянул я как-то на аквариум и ахнул. Черные гурами за истекшее время не выросли, а измельчали, так же как и золотые рыбки. Минула еще неделя, рыбешки превратились в мальков, затем из мальков образовались икринки, поплавали, упали на дно и как-то растворились. То, что было пронесено через кристалл, не старело, а молодело. Вот тут-то мы и поняли суть феномена. Феоназ оказался окном в антимир, где все было точно таким же, как у нас, но двигалось в противоположную сторону. Стало ясно, что в первый раз не наш астрофизик появлялся из феоназа, не наш аквариум был вынут, и рука, которая высовывалась оттуда, когда я совал свою, была не моей рукой.

— Хорошо, — сказал я. — Но ведь вы чувствовали, когда вас брали за пальцы. Когда вас брал этот логоритмист.

— Я чувствовал пожатие, потому что в этот момент мою руку брал тамошний, антимировский, логоритмист. А мой двойник, который оттуда высунул свою кисть сюда, ощущал прикосновение нашего. И когда мы, например, совали в линзу водопроводную трубу, навстречу вылезала не наша, а во всем подобная оттуда. Наша же уходила в антимир и для нас исчезала. Оттого мы и в стенку не могли упереться.

— Как-то я не очень понимаю.

— А чего тут понимать. В антимире все абсолютно то же самое. Такая же Вселенная, такая же Земля, институт и такой же Копс. В полном соответствии с тем, что делалось у нас, тамошний Копс доточил уникальный кристалл до того же состояния и сунул в него руку как раз в тот миг, когда наш олух царя небесного сунул свою. И каждый из двух комендантов принял высунувшуюся длань двойника за собственную… Все совпадало и совпадает сейчас — миг в миг. Даже сейчас в том баре сидят такие же, как мы с вами, и произносят те же слова.

— Подождите! Вы сказали, что астрофизик влез в кристалл и вылез. Вы же видели, что это ваш астрофизик.

— Просто нам так казалось, потому что вылезший ничем не отличался от нашего. А наш в это время был в антимире.

— Но он понял, куда попал? Что он потом рассказывал?

— Ничего. Он и не знал, что там был, потому что никакого отличия нет — подвал совершенно тот же. Я такое тоже испытывал. Погружаешься в кумысный туман, потом вылезаешь из кристалла и думаешь, что ты опять у себя, но только почему-то лицом к окну, хотя влезал, будучи спиной, А в это время твой двойник выныривает в нашем мире, и для оставшихся здесь ничего не меняется. Позже-то мы эту технику осознали. Просунешься туда и говоришь: «Привет в антимире, ребята». А двойник одновременно приветствует Копса и других теми же словами.

— Но ведь можно было отмечать, скажем, вашего коменданта, когда он лез туда. Ставить на руке метку чернилами. Чтоб убедиться, что к вам вылезает другой.

— Пробовали. Но на вылезшем была точно такая же мет* ка. Они ведь тоже отмечали, поскольку их в тот же момент осеняла именно та же мысль… Нет, что нас убедило, так это обратная направленность процессов. Тут-то мы и задумались— после опытов с рыбками. Хочешь стареть — оставайся здесь, хочешь молодеть — переходи туда. Понимаете, возникла возможность свободно пере мещаться по возрастной шкале. Я, естественно, раскинул мозгами насчет самого себя, Мои пятьдесят мне нравились, я бы предпочел возле них и держаться. Но как?.. Ответ напрашивался сам собой. День в нашем мире, день в том, день растешь вперед, день назад, а в результате не старьеш» и не молодеешь. Неплохо придумано, да? Утречком являешься в институт, заглядываешь в подвал, пролезаешь, идешь к себе в отдел, занимаешься там делами либо ничего не делаешь, а на следующее утро та же операция. Кстати, поскольку между мирами не было никакой разницы, невозможно было даже определить, с антимирцами ты сейчас или со своими.

Вот так и прокатилось, так и пронеслось целых семь лет, в институте привыкли к феоназу, большинство о нем забыло. Заказа на тот двухоктавный капиллятор Копс, конечно, не выполнил, лаборатория обошлась услугами литейной мастерской. Но на восьмой год им опять потребовалась крупная линза. Наш комендант взыграл духом и еще раз со своим дурацким упорством приступил к феоназу. Снова шаблоны, но, само собой разумеется, ничего не могло получиться, потому что в подвале был уже не кусок вещества, а кусок состояния. Тогда, обозлившись, этот осел берет мощный лазер, становится против кристалла и бьет лучом прямо в центр. На счастье Копса, луч пролег как раз по оптической оси; ошибись эта дубина хотя бы на миллиметр, обратный луч отправил бы нашего коменданта к праотцам. Но тут два луча встретились в серединке кумысного «ничто», раздался взрыв, по всему зданию посыпалась штукатурка. И это было все. Кристалл перестал существовать, а мы с Копсом оказались на грани катастрофы.