Резник решил, что пора выпить кофе. Второе четверостишье ему не нравилось, да и вместо «торфяный» должно быть «торфяной». Но тут Резник придерживался мнения, что поэзия это особое искусство, не вписывающееся в обычные рамки. Как сказала ему Наташа на первом свидании, когда он начал льнуть к ней после пятой рюмки водки с вполне понятными намерениями, «не лезь со своей алгеброй ко мне в гармонию».
Илья решил всё переделать после паузы. Сейчас его мозг требовал чашку крепкого кофе.
— Боже ты мой, — изрёк Хербурычев, читая четверостишья Резника про смог, пожары и газ. По распоряжению Газоя айтишники проникли в компьютер рифмоплёта и выудили недавние файлы. Как хорошо, что песню «Гудбай, Америка» «Наутилуса» написал не он. А то от США остались бы одни воспоминания.
— Но разве это плохо? Америка наш противник с советских времён. Исчезни она, дышать всем станет легче.
— Скорее птицы в космос полетят, — буркнул Хербурычев. — Во-первых, исчезни сейчас Америка, её место займёт хотя бы Китай. А во-вторых, мы с тобой получаем зарплату и всякие… гм… бонусы наличными, пока существует эта самая Америка. Иначе нам останется только ручки-указки в вагонах метро продавать или вышибалами в стриптиз-баре.
— Вы правы, товарищ генерал. Боже, храни Америку!
Хербурычев поморщился.
— Я хочу, чтобы этого Резника доставили мне для беседы. — сказал он.
— И попроси Сусанну сварить мне кофе, а то у меня мозги закипают. Эх, взять бы всех этих поэтов да в Соловки.
— В Соловках давно нет лагеря, Антон Дмитриевич, там теперь монастырь.
— Я об этом и говорю. — кивнул Хербурычев, без женщин и водки хрен бы они что написали…
Резник как раз закончил пить кофе и приканчивал третий стакан виски. Ему захотелось продлить отдых, в голове мелькали новые удивительные образы, слоги сами складывались в слова, а те в предложения. Слова рифмовались как-то странно, но всё же Илье это нравилось.
В это время кто-то позвонил в дверь. Резник с неохотой пошёл в коридор. Стены вокруг него подрагивали.
На пороге стояли трое в шляпах и серых плащах.
— Гражданин Резник? — осведомился один, и все трое как по команде покатали удостоверения.
— Ммм… Возможно.
— Пройдёмте с нами.
Илье сделалось холодно. Что он такого мог сделать? Из него неожиданно хлынул поэтический экспромт.
Оперативники брезгливо переглянулись.
— Да он, кажись, бухой.
Второй повёл носом.
— Точно — от него вискарём разит. Да дорогим вискарём, блин…
На Резника тем временем снизошло вдохновение:
— Ну ты, Маяковский, — вперёд выступил широкоплечий оперативник по кличке Гармонь. Я щас достану из широких штанин чуть покороче пожарного шланга, и тебе так не поздоровится, что не только Есенина — товарища Сталина вспомнишь… — Он сделал знак остальным. — Бери его, мужики. Вместе с Резником, оперативники забрали принтер, чтобы поэт не мог распечатывать стихи.
Назад Резника привезли в той же машине, но обращались с ним подчёркнуто вежливо. Мозг поэта обрабатывал негласные заказы генерала Хербурычева написать стихотворения о том, как:
1) В Америке наступает лёгкий (не более того) экономический упадок;
2) Арктический шельф целиком отходит России;
3) Генералу Хербурычеву дарят виллу в Испании, и он выигрывает в лотерею два, нет, лучше — десять миллионов долларов.
Пётр Газой тоже что-то попросил, но эти мелочи в затуманенном от алкоголя мозгу Резника не удержались. Да и вообще, думал Илья задето — что я вам, золотая рыбка? Этому дала, этому дала… Хватит с меня и списка Хербурычева.
Удивления от того, что его стихи воплощаются в реальность, Резник практически не испытал. Он же всегда знал, что поэзия это страшная сила, и что он, чёрт побери, гений, последняя надежда культурной части населения Земли.
А ещё ему очень хотелось попробовать себя в прозе. О чём он прямо сказал генералу, но гот попросил с прозой подождать. Пусть сначала напишет то, что ему сказали. В благодарность ему пообещали орден и свободные публикации в любом некоммерческом издательстве.
Придя домой, Илья выпил кофе и сразу же сел выполнять заказ. Вот только то, что просил генерал, не очень-то получалось. На экране нетбука появлялись совсем другие строчки.