Ничто не указывало на приближение чего-то необычного, поэтому чернота, внезапно окутавшая контейнер, оказалась для всех полной неожиданностью. И уж не меньшей неожиданностью было возвращение в «нормальное» пространство, когда прямо перед контейнером возникла неизвестная планета, а Центральный Процессор начал выдавать несусветную чушь, постепенно теряя способность к диалогу. В конце концов, он просто перестал отзываться на запросы, сохраняя, тем не менее, кое-какую работоспособность. Именно тогда, определив, что разложение затронуло ядро Процессора, Лямшев понял, что часы того сочтены. То, что он рассказал про Центральный Процессор, было правдой, но не всей. Он не просто умирал. Его сознание, уже наполовину убитое неизвестным воздействием «ямы», продолжало «рассыпаться», превращая главный мозг контейнера в маразматика, электронного дебила. Слабоумного, способного на любую, самую неожиданную выходку. Не столько страх, что Процессор испустит дух, сколько страх перед спятившим искусственным интеллектом заставлял Лямшева спешить. И если часы жизни Процессора ещё можно было сосчитать и время его «кончины» предугадать, то какой-нибудь опасный фортель он мог выкинуть в любой момент. Без всяких предупреждений.
— Груз… — повторил Лямшев. Будь в трюмах руда или ещё что-нибудь в этом роде, всё было бы проще, но груз живой… Теперь весь этот летающий зоопарк оказался совершенно не удел, и что с ним делать, у Лямшева не было ни малейшего представления. Посейчас его больше заботила собственная судьба и судьба семерых учёных и специалистов разных направлений, волею случая оказавшихся в этом рейсе.
— Груз… Что с грузом — решим потом, сказал, наконец, Лямшев. — Сейчас главное — благополучно сесть.
Он плюхнулся в единственное в отсеке кресло и положил руки на панель управления.
— Устраивайтесь, кто как может, — бросил он остальным. — Лучше садитесь на пол или ложитесь и держитесь… Будет трясти.
— Вы уверены, что у вас получится, — дрожащим голосом поинтересовалась упорно молчавшая доселе Вейнер — маленькая женщина с большими и такими испуганными глазами, что в них страшно было смотреть. — Вы уверены…
— Нет, — честно ответил Лямшев, с замиранием сердца запуская двигатели. Долгих несколько секунд ничего не происходило, потом к великому его облегчению на панель высыпала целая гроздь значков, указывающих готовность систем.
— Нет, не уверен. Но я постараюсь, — заверил он и вцепился взглядом в плывущие навстречу бесконечные вереницы облаков. Контейнер вздрогнул и начал поворачиваться.
— Внимание! Начинаю торможение.
Из низкого, плотно покрытого серыми рваными тучами, неба выпала гигантская прямоугольная стальная колонна и, грохоча двигателями, повисла над каменистой площадкой, упираясь в неё двенадцатью огненными пиками. Нижние углы колосса раскрылись, выдвинувшись наружу и вниз, образовав четыре раздвоенные посадочные лапы. Медленно и осторожно, точно опасаясь, что грунт не выдержит её веса, стальная громада опустилась на раскалённые огненной лавиной камни и, чуть накренившись, замерла, царапая верхушкой неспешно плывущие косматые облака.
Восемь пар человеческих глаз принялись жадно обшаривать окрестности, пытаясь определить, куда это их занесло. Единственный бинокль, оказавшийся в аварийном комплекте, переходил из рук в руки, и каждый, кто на минуту или две завладевал им, старался увидеть как можно больше, бессистемно водя им туда-сюда, выхватывая из общей картины то далёкое, серое от низкого пасмурного неба озеро, то утонувшие верхушками в облаках горы, то долину с рекой и обширными полями камышей, то растущие там и сям деревья, совсем земные деревья: клёны, дубы и тянущиеся полосами заросли влаголюбивой ольхи. Над водной гладью озера что-то двигалось, и очередной обладатель бинокля немедленно устремил взгляд туда. Белые узкие тела, длинные острые крылья. Чайки, кружащиеся над косяком мелкой рыбёшки. Детекторы биологической активности отметили наличие под водой и этого косяка, и множества иной водной жизни самой разнообразной структуры и размеров. Только суша была нема и бездвижна. Из зелёной роскоши лугов и покрытых рощицами долин не доносилось ни единого импульса, свидетельствующего о том, что в этом буйстве растительной жизни живёт хоть одна, самая крошечная козявка. Земля, покрывающий её травяной и цветочный ковер, кроны деревьев — всё было пустынно. Удостоверив сей невероятный факт, люди удивленно переглянулись, но уже в следующую минуту их внимание всецело поглотило другое. То, чего опасался Лямшев, всё же произошло. У Процессора случился-таки «бзик», да какой! Словно заключительный аккорд разыгравшийся драмы, он, следуя какому-то безотчётному импульсу, пришедшему из глубин его угасающего сознания, неожиданно запустил программу вывода животных из анабиоза.