Гавр поднял с пола один из выпусков и протянул мне. На чёрной обложке, изображавшей звёздное небо, красными буквами значилось «Вселенский аргонавт». Я пожал плечами.
— Никогда не слышал, да? — спросил Гавр, — Вот и я. В СССР много было журналов. Их обожали, огромные тиражи, все читали. Сотни наименований, вот так. А про «Вселенский аргонавт» ни слова.
— И что?
— А то. Смотри, у меня шестьсот номеров. Один в месяц. Считать умеешь? Пятьдесят лет выходил, а о нём ни слуху.
Я повертел журнал в руках. Полистал — хрупкая пожелтевшая бумага, обычная печать. Внутри чёрно-белые иллюстрации, статьи и рассказы.
— Откуда у тебя это?
— Наследство… — Уточнять я не решился, знал, что его родители погибли в пожаре, и Гавр попал в дом малютки, а потом в приют.
А Гавр уже, волнуясь, бегал по комнате:
— Похоже на обычный советский научпоп, не отличишь от «Знания — силы» и от «Кванта». Но есть заковыка, я это по рассказам понял. Их нет в библиографиях! Вообще! Ни в Википедии, ни на Фантлабе, нигде. Смотри, — Гавр схватил с полки журнал, — в этом рассказ Ефремова «Палеонтологическая аномалия». А теперь проверь, поищи в интернете. Нет у него такого!
Я проверил — такого у Ивана Ефремова действительно не было. Гавр взял ещё один журнал:
— А вот Мартынов, рассказ «Кулак атланта». Проверяй.
Я проверил — не было и такого.
— А что статьи?
— Статьи обычные, — Гавр поморщился. — Чёрные дыры, выдающиеся успехи Страны Советов, путь от белка до ДНК, решение десятой проблемы Гильберта, юмор. Стихи встречаются.
— «Симметрия твоего лица симпатична», — улыбнулся я. Гавр нахмурился, и я поспешил сменить тему: — И что думаешь?
— Погоди, это ещё не всё. Раз в пять лет они публиковали прогнозы на будущее. Во многих журналах такое встречалось, ну, знаешь, коммунизм победит, на Марсе будут яблони цвести и мирный атом в каждом доме. Такая духоподъёмность. Но в этом.
Гавр взял со стола один из номеров, открыл и протянул мне. Я пробежался по заметке глазами, и у меня заныло меж лопаток.
Анонимный автор прогноза писал, что в течение ближайших лет миллионы людей по всей планете начнут собирать приборы. Мужчины и женщины будут жить обычной жизнью, ходить на службу и играть с детьми, а вечерами против своей воли мастерить. Каждый свою малую часть. Когда закончат, когда всё это соединят, окажется, что они построили колоссальные корабли. В них погрузятся люди Земли и полетят в чужую галактику, чтобы стать добровольно пищей для непостижимых звёздных тварей. Для этой трапезы, суммировал автор, и был когда-то создан человек.
Я посмотрел другие прогнозы — все они казались ненормальными и живописали картину мира, похожего на наш, но вставшего с ног на уродливую голову.
— Такие прогнозы у них каждые пять лет, — сказал Гавр.
Части слов в прогнозах были заключены в пунктирные прямоугольники. Я сперва подумал, что выделили ключевые тезисы, но куски казались случайными. Будто ребёнок провёл морфемный разбор, но не знал, что такое окончания и определил в них всё подряд.
Заверещал телефон — меня вытолкнуло из морока. Я отдышался, ответил — жена просила мчать домой.
— Прости, Гавр. Дела. — Я виновато пожал плечами. — Журналы твои, конечно, адские. Дашь пару?
Нелепое лицо Гавра вытянулось ещё сильнее, он побледнел:
— Ты что! Они только у меня должны, я же исследую, я.
— Ладно, ладно. Можно хотя бы сфотографирую? Я аккуратно.
Не спалось. Я рассматривал в телефоне фото «Вселенского аргонавта», но страницы почему-то поплыли. Получились только обложки: футуристические корабли и города ненаступившего будущего, абстракции, динозавры, ракеты. Я разглядел название типографии («Звезда») и адрес редакции (г. Молога, улица и дом смазались). Тираж — триста тысяч. Цена в копейках. Семьдесят второй год.
Молога. Такого города я не знал. Попробовал слово на вкус. Неприятное, порченная жижа и пыльная ветошь. Похоже на «Молох».
Потом я всё-таки заснул и до самого утра мне снились тревожные угловато-красные сны.
Гавришкевич позвонил через четыре дня. Не тратя время на приветствие, он неврастенично затараторил:
— Слово создаёт форму. А журнал — самое важное скопление слов. Раньше так. До революции журналы — альфа и омега. Писатель Аверченко не мог по улице пройти — люди в истерике, как к рок-звезде. Французская новая волна, это про кино, она тоже вокруг журнала. Люди формировали политические взгляды через них. «Оттепель» тоже журналы — «Новый мир», Твардовский. Люди придумывали в журналах будущее — фантастику.
— Ты как-то до хрена о журналах знаешь, — уважительно сказал я.
— В начале было Слово, понимаешь? Появилась вселенная, форма — спираль. Так? И пирамиды строили по велению слова — тоже форма. Слово создаёт форму, журнал содержит слово. То есть, журнал создаёт форму. Только понять бы какую.
Я потерял нить рассуждений Гавра. Меня окликнула жена — починить фен, я, закрыв трубку ладонью, ехидно напомнил, что из-за технического кретинизма не умею даже проверить аккумулятор в машине, куда уж забороть такой прибор.