Очнулся я в кузове мчащегося по автостраде "Лендкрузера", под огромным пулеметом на турели, под ногами сидевших у бортов молоденьких иранских солдатиков с такими родными "калашниками" в руках. Небо было невероятно сине, солдатики, глядя на меня, улыбались, предлагали сигареты и фляжки с водой.
А я не обращал на них внимания, я лежал и смотрел в небесную синь, смотрел и обращался к тому, кто устроил мне только что закончившееся путешествие в страну грез:
- О Господи, почему Ты все хорошее посылаешь в бессознательном бреду, а все плохое в действительности?
- Ты обобщаешь.
- Ну, ладно, обобщаю... Но как было бы здорово, если бы ты послал мне Харона во сне, а Лейлу - наяву...
- Вы, люди, ничего не понимаете... Правильно анализируя свои сны и грезы, вы могли бы проникнуть в святая святых потустороннего мироздания. А не только во многом животное, мерзкое свое подсознание. Понимаешь, потусторонняя жизнь во многом похожа на сон. Она, в принципе, и есть сон, но только многомерный...
- Туманно выражаетесь, досточтимый.
- Ну, как бы тебе это объяснить... Понимаешь, одна из степеней свободы, или одно из измерений потустороннего сна - суть ваша жизнь, одна из ваших жизней... Другое измерение - другая жизнь. И так далее. Без этих измерений потусторонний сон не был бы таким красочным и глубоким...
- Ты хочешь сказать, что только человек сидевший на колу, знает, как здорово, как прекрасно на нем не сидеть?
- Сечешь масть, уважаемый, под косым углом, но сечешь. Сидение на колу, бедность, всякие склепы с мерзкими прожорливыми тварями, хароны и вожди значительно увеличивают разность потенциалов потустороннего существования. Ваш Лев Толстой догадывался об этом и потому хотел на каторгу, то бишь на кол.
- Спасибо тебе, Господи, за лишения, которые ты мне посылал, спасибо за лису с коброй и особое спасибо за жену-маньячку!
- Как говорят в Средней Азии, спасибо - это не красиво. Приедешь в Москву, пожертвуешь на храм Христа Спасителя, хорошо? И свечку мне поставишь.
- Заметано.
***
...В Захедане, столице Систана-Белуджистана меня скоренько подлечили и поставили в строй. С губернатором мы договорились не афишировать мои трехдневные злоключения. Вере по приезде на базу партии я не звонил. Наверное, из-за того, что хранил верность Лейле, которая продолжала для меня существовать отнюдь не виртуально. В пустыне, в своем невидном доме, или во дворце вождя, не важно.
Первые несколько дней меня неодолимо тянуло в Чехелькуре.
И я съездил туда, якобы для проведения ревизионных работ на древних разработках медной руды. Лейлы не нашел, только густую вкрапленность халькопирита и арсенопирита в бортах выбранной древними рудокопами жилы. Очень перспективную на золото вкрапленность.
На обратном пути я заехал в Забол, посмотреть на вождя.
Видел. Он оказался маленьким смешливым человечком, и звали его совсем не Ахмад-шах. Угощал меня рыбой, показывал своих толстых жен. Гюль, конечно, среди них не было. От него позвонил Вере. Сказала, что скучает. И что Наташа считает дни до моего приезда.
Оставшийся месяц контракта пролетел незаметно. А вот последние две недели пришлось поволноваться - попал под суд. Удавкин сообщил властям, что я возил наркотики от афганской границы до перевалочной базы в Захедане. Ну и сняли меня с самолета в тегеранском аэропорту и привезли в тюрьму. В ту самую, которая располагается в Даракехе, пригороде Тегерана, близ офиса, в котором я дешифрировал космические снимки Белуджистана.
Ничего была тюрьма, прохладная. Кормили, правда, черт те чем, вспоминать не хочется. Кислые бобы, котлеты из петрушки... Посидел дня три, и без особой тоски просидел - не верилось, что сгнию в иранской тюрьме, это было бы чересчур.
И действительно все окончилось благополучно. Как ни странно, спас меня Ахмед: заявил на очной ставке, что я к их бизнесу никакого отношения не имею. И плешивый (его тоже поймали) подтвердил его слова.
Почему они это сделали, я узнал позже...
Суд состоялся через неделю после моего освобождения из пещеры.
Незабываемое это было зрелище! Привезли меня хозяева к десяти утра к зданию суда. Солдатики шустрые обыскали у входа с ног до головы, а короче до трусов, документы проверили. Внутри - народу тьма-тьмущая. Как позже выяснилось - в основном бомжи иранские. И очень похожие на наших, хотя все, как один, трезвые. Потолкался среди них около часа, потом время пришло идти в зал заседаний. Там на возвышении сидел строгий на вид судья, секретарь (вся в черном) что-то рядом писала, Ахмед с плешивым сбоку сидел в железной клетке. Со мной переводчик был из нашей компании. Но судья по-английски разговаривал и стал напрямую спрашивать. Возраст, пол, гражданство... Все было нормально, пока до вероисповедания не дошли...
- Нету у меня вероисповедания, - ответил я блюстителю иранского закона. Твердо ответил, прямо в глаза глядя.
Это я нарочно, чтобы Ему досадить. Будет лис мною кормить и грезами обманывать, а я ему исповедоваться буду? Нет уж, дудки!
И повторил мстительно:
- Нету у меня вероисповедания.