Клуб Мефисто

– Да никуда я не примыкала. Но дом мой пометили, Джейн, и мне хочется знать – почему. Хочется послушать, что скажет эта девушка.

Маура развернулась и направилась к дому Сансоне.

– Эй, док! – окликнула ее Джейн.

– Да?

– Гляди поосторожней там с Лили Соул.

– А что такое?

– Она или не в себе, или что-то скрывает. – Джейн задумалась. – А может, и то и другое.

Хоть Корсак и закрыл дверь в свою квартиру, Джейн отчетливо слышала дробный ритм музыки "диско", будто бы за стеной бешено колотилось сердце какого-нибудь великана. Хозяину дома было пятьдесят пять, он перенес сердечный приступ, и, возможно, песня "Остаться в живых"[31] подходила ему как нельзя лучше. Джейн постучала в дверь, содрогаясь при мысли увидеть Корсака в домашнем облачении.

Он открыл дверь, и она уставилась на его блестящую шелковую рубашку с кругами от пота под мышками. Воротник расстегнут, из-под него видна грудь – волосатая, как у гориллы. Единственное, чего ему недоставало для завершения образа, – золотой цепочки на толстой шее.

– Слава Богу, – вздохнул он.

– Где они?

– Все там же, на кухне.

– И все еще живы, надеюсь?

– Они так кричали, так кричали. Ну и дела, никогда бы не подумал, что твоя мама может так выражаться!

Джейн прошла в дверь – и окунулась в полумрак, разреженный яркими лучами света, отражавшегося от бессчетных сверкающих граней кружившего под потолком шара. В полутьме она разглядела с десяток скучающих гостей: одни стояли и потягивали спиртное, другие сидели на диване и машинально уплетали картофельные чипсы, предварительно обмакивая их в соус. Джейн впервые оказалась в доме новоиспеченного холостяка Корсака и тут же застыла на месте, потрясенная представшим перед ее глазами зрелищем. Стальной журнальный столик со столешницей из затемненного стекла и белый ворсистый ковер под ним. Большущий телевизор со стереоколонками, такими огромными, что, казалось, водрузи на одну из них крышу, и вполне сошло бы за дом. И кругом черная кожа – везде-везде. Даже от стен тянуло тестостероном.

Затем сквозь бодрый ритм песни Джейн расслышала два громких голоса – на кухне.

– Ты не останешься здесь в таком виде. Какого черта! Думаешь, тебе снова стукнуло семнадцать?!

– Да какое ты имеешь право мне указывать, Фрэнк!

Джейн вошла на кухню, но родители ее даже не заметили – настолько они были заняты друг другом. "Что же она с собой сделала!" – изумилась Джейн, глядя на Анжелу в узком красном платье. С каких это пор она стала носить туфли на шпильках и красить веки зелеными тенями?

– Ведь ты уже бабка, Господи Боже мой, – возмущался Фрэнк. – И как только можно показываться на людях в таком наряде? Ты погляди на себя!

– По крайней мере хоть кто-то смотрит на меня. Ты ведь этого никогда не делал.

– Да у тебя же сиськи из платья вываливаются!

– Я думаю так: если есть чем гордиться – надо гордиться.

– И что ты хочешь этим доказать? Что ты и этот детектив Корсак...

– Спасибо. Винс хорошо со мной обращается.

– Мама! – воскликнула Джейн. – Папа!

– Винс?! Значит, ты уже зовешь его Винс?

– Эй! – еще раз окликнула их Джейн.

Только сейчас родители обратили на нее внимание.

– Ой, Джени! – проговорила Анжела. – Ты все-таки приехала!

– И ты знала об этом? – изумился Фрэнк, глядя на дочь. – Ты знала, что твоя мать пустилась во все тяжкие?

– Ха! – усмехнулась Анжела. – Да кто бы говорил!

– И ты позволила родной матери выйти из дома в таком виде?

– Ей пятьдесят семь, – сказала Джейн. – И что, я должна измерять длину ее платьев?

– Это... это же неприлично!

– Хочешь, я скажу, что неприлично? – возмутилась Анжела. – Это ты всегда вел себя неприлично – украл мою молодость, красоту и в конце концов вышвырнул меня на помойку. Это ты всегда норовил сунуть свой член в первую попавшуюся бабью задницу!

"Неужели я это слышу от мамы?"

– И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что неприлично! Давай, иди к ней. А я остаюсь здесь. Хоть раз в жизни отведу душу. И уж повеселюсь на славу!

Анжела повернулась и, цокая шпильками, вышла из кухни.

– Анжела! Вернись немедленно!

– Папа! – Джейн схватила Фрэнка за руку. – Не трогай ее!

– Надо же ее остановить, пока она вконец не опозорилась!

– Не опозорила тебя, ты хочешь сказать.

Фрэнк вырвал руку.

– Она же твоя мать. Ты могла бы сделать ей внушение.

– Она пришла на вечеринку, что тут такого? Она же преступлений не совершала!

– Ее платье – вот где преступление. Хорошо, я успел вовремя, она еще не успела выкинуть ничего такого, о чем бы потом пришлось жалеть.

– А ты-то что здесь забыл? Как узнал, куда она собралась?

– Она сама сказала.

– Кто – мама?

– Позвонила, сказала, что все мне прощает. Что я могу резвиться, сколько мне заблагорассудится, и что она тоже собирается повеселиться. Сегодня на вечеринке. А еще сказала, что мой уход для нее – лучший подарок в жизни. И вот я спрашиваю, что, черт возьми, у нее с головой?

"А то, – подумала Джейн, – что мама решила отомстить по полной программе. И показывает, ей-де наплевать, что ты смотал удочки".

– А этот малый, Корсак, – спросил Фрэнк, – он ведь моложе?

– Всего на несколько лет.

– Ты что, перешла на ее сторону?