Он поднял голову и взглянул на нее, спрашивая себя, не мечта ли все это. Как! Это очаровательное создание, которое он видел едва ли в течение нескольких минут, мечтая о которой он провел столько бессонных ночей, эта женщина спасла его от смерти! Он ясно слышал ее слова: «Я люблю тебя!».
— Она! Любит! Разве это возможно?…
Она не прерывала его молчания. Наклонившись над ним, сжимая его руки в своих, она не спускала с него глаз, сверкавших огнем страсти. Под влиянием этого взгляда Жаку показалось, что им овладевает какое-то сверхъестественное существо…
Карета остановилась.
Жак вышел, опираясь на руку герцогини, которая поддерживала его, как ребенка.
В эту минуту произошел странный случай…
У ворот дома на каменной скамье лежал старый грязный нищий со всклокоченными волосами, закрывающими его лоб. Увидя Жака и герцогиню, он поднял голову и устремил на них неподвижный взгляд своих глубоко ввалившихся глаз.
Когда ворота затворились, раздался его пронзительный и злобный смех.
Жак вздрогнул. Его сердце сжалось от бессознательного чувства ужаса.
Он вдруг остановился.
— Пойдем! — сказала Тения.
Одну минуту он колебался. Какое-то странное, зловещее предчувствие овладело им. Но улыбка герцогини очаровывала и ободряла его… Он вошел.
Войдя в будуар, где он впервые увидел герцогиню, Жак упал на софу и закрыл лицо руками.
В течение нескольких минут, пока он был один, его мысли возвратились к трем очаровательным женщинам, которых он видел сегодня у постели несчастной умирающей. Ему казалось, что одна из них кричала ему:
— Жак! Жак! Уходи отсюда! Уходи! Еще не поздно!…
Но одновременно в его ушах звучали слова «Поджигательницы»:
— Волк! Волк! Разбойник!… Убийца!…
Он вскрикнул и вскочил, чтобы бежать, но вдруг замер в оцепенении…
Дверь распахнулась. На пороге показалась герцогиня.
Нескольких минут ей было достаточно, чтобы сменить туалет. Сейчас на ней было голубое с серебром шелковое платье, подчеркивающее ее безукоризненные формы.
На распущенные волосы, густыми волнами ниспадавшие на плечи, она набросила серебряную сеть, матовый блеск которой превосходно сочетался с синевато-черными волосами царицы любви.
Подойдя к Жаку, она усадила его на софу и опустилась возле него на колени.
— Скажи, я хороша?— шепнула она.
— Да, — прошептал он, — прекрасна, как мечта…
— Скажи мне, ты не умрешь? Я не желаю этого! Я хочу, чтобы ты жил… Слышишь?… Я хочу, чтобы ты жил! Для меня… Для меня одной!
С этими словами она привлекла его к себе. Их губы слились в поцелуе.
— Я тебя люблю!
— Я тебя люблю! — повторил Жак, как эхо.
Он уже ни о чем не думал.
Его дрожащие руки тянулись к ней, но она выскользнула из его объятий и снова опустилась перед ним на колени.
— Молчи! — сказала она. — Я не хочу ничего знать пока… Ты мне все скажешь потом… Я знаю, что ты страдаешь… Я чувствую твои муки… Забудь все! Если свет был жесток с тобой, если он тебя покинул, осталась я… Я тебя люблю! Я сделаю все для твоего счастья! Что нам до остальных?
Он слушал и им овладела страстная, безграничная любовь… Да, он забывал все. Только смотреть, только восхищаться, только обожать.
Он снова схватил в объятия это царственное тело, но она выскользнула с ловкостью кошки.
— Т-с! — сказала она с улыбкой и, подбежав к камину, позвонила.
Часть стенки мягко повернулась, открыв изящный столик.
Герцогиня пододвинула его к софе и села рядом с Жаком.
— Будем благоразумны, — сказала она с улыбкой, — прошу вас разделить со мной этот скромный ужин.
Налив в хрустальный бокал итальянского вина, желтого, как золото, и сверкающего, как солнце, она пригубила его и очаровательным жестом передала бокал Жаку.
— Пейте, — сказала она, — и узнайте мои мысли.
Он пил янтарное вино, не спуская глаз с герцогини. И в то время, как оживляющий напиток согревал его грудь, он упивался красотой этой женщины, воплотившей в себе все очарование куртизанок древности.
Она усердно угощала его и заставляла повиноваться. Когда он пытался прекратить трапезу, она принимала недовольный вид, который способен был сломить самое упорное сопротивление.
Мало-помалу вино подействовало на мозг Жака, потрясенный столькими волнениями. Но это не было опьянение, это было нечто вроде пробуждения к жизни.
Он чувствовал себя обновленным. К нему возвращались силы, желания…
Его бледное лицо порозовело, глаза заблестели.
Но вдруг гнетущая мысль мелькнула в его голове.
Герцогиня де Торрес спасла, призналась в любви…
Кому?
Она ведь не знала ничего! Она не знала, какое ужасное обвинение тяготело над ним!… Она не могла и подозревать, что в это утро герцог де Белен выгнал его, Жака, графа де Шерлю, что он велел лакеям выбросить его за дверь!
Дикий вопль вырвался из груди Жака и он с такой силой опустил бокал на стол, что он разлетелся вдребезги.
Герцогиня наполнила другой бокал и протянула его Жаку со словами:
— Я видела герцога де Белена. Я знаю все.
— Вы?! Значит, и вы меня презираете, считаете негодяем!
Она взяла его за руку.
— Я знаю все и люблю вас!
— Это невозможно… Он вам не сказал…
Герцогиня прервала его жестом.