Клуб победителей (СИ)

Эвелине казалось, что процедура длилась бесконечно, хотя прошло менее часа. Сканирование завершилось, экран монитора вспыхнул новыми цифрами, машина перестала вибрировать и автоматически отключилась. Лычкин и Макс рванулись вперед. Эвелина выглядела уставшей, под глазами и по щекам размазалась косметика, юбка задралась, но она, не обращая ни на кого внимания, уперлась руками в колени и обхватила голову.

— Эв, тебе плохо? — спросил Лычкин, присаживаясь перед ней на корточки.

— Где я? Что со мной произошло?

— Эв, скажи, как меня зовут?

Она внимательно посмотрела ему в лицо. Закрыла глаза, потом снова открыла и неуверенно покачала головой.

— Я вас не знаю.

— Нет! — закричал Лычкин и, поднявшись, схватил Дружинникова за грудки. — Что ты с ней сделал? Мать твою! Что ты с ней сделал? Ты стер ее. Ты стер ее, как стерли меня. Вы все заодно.

Профессор побледнел и тяжело задышал. Он пытался что-то произнести, но губы не слушались.

Макс оттащил Лычкина в сторону.

— Ты что, — зашипел он ему в ухо, — убить его хочешь? Остынь!

Парень подскочил к Дружининкову и усадил на кушетку, оглядываясь по сторонам. В стеклянном графине стояла вода, и он быстро налил полстакана и поднес профессору. Но тот, покачав головой, засунул в рот таблетку валидола. Он почти не чувствовал боли в груди, поглощенный одной-единственной мыслью, что только сделал хуже. Прижав руку к груди, он снова подошел к машине и начал проверять показания монитора. Запись воспоминаний прошла успешно. Но что тогда произошло? Профессор подошел к Эвелине и, наклонившись над ней, взял за запястье, чтобы незаметно посчитать пульс.

— Как вы себя чувствуете?

— Голова немного кружится. Со мной что-то произошло?

Лычкин заскрипел зубами. Макс сделал ему предостерегающий знак.

Эвелина непонимающим взглядом обвела лабораторию и троих мужчин в напряженных позах, смотрящих на нее так, словно она вот-вот должна умереть.

— Я нормально себя чувствую. Только слабость какая-то, — свободной рукой девушка поправила юбку и убрала прядь волос, спускающуюся на лоб. — Что случилось?

— Вы можете назвать себя? — спросил профессор.

— Эвелина Верстакова.

— Год, месяц рождения?

— Одиннадцатое сентября тысяча девятьсот восемьдесят четвертого.

— Расскажите о себе, — попросил профессор.

— Зачем?

— Пожалуйста. Краткую биографию.

— Ладно, хорошо, — Эвелина слегка улыбнулась. — Родилась в Москве. Закончила школу, поступила в Суриковское училище. На четвертом курсе вышла замуж. — Неожиданно ее лицо изменилось, стало более напряженным и суровым. — Слушайте, вы меня что, в этой капсуле от алкоголизма лечили? Это мой муж вас заставил? Но я не алкоголичка. Не верьте ему. Это от того, что мне очень тяжело.

Лычкин бросился к ней.

— Эв, ты помнишь, помнишь. Все помнишь. Они вернулись.

— Кто они?

— Твои воспоминания. Он же стер тебя.

— Кто?

— Твой муж Верстаков. Из-за него ты оказалась в этом центре. Ты не помнишь, как мы познакомились в столовой? Как мы жили с тобой?

Серые глаза Эвелины округлились от удивления. Она отодвинулась от Лычкина подальше и вопросительно посмотрела на Дружинникова, чтобы он подтвердил его слова. Профессор еле заметно кивнул, и она снова с недоверием посмотрела на Евгения, сидящего перед ней на корточках.

— Я жила с тобой? Этого не может быть.

Мужчина с мешками под глазами и изможденным лицом вовсе не в ее вкусе. Она, как девушка, выросшая без отца, всегда тянулась к мужчинам постарше, поэтому и вышла за Верстакова. Но в Верстакове была харизма, он хорошо одевался, умел красиво ухаживать. Но этот жалкий плохо одетый мужчина никогда не смог бы привлечь ее внимание.

Лычкина пробил нервный смех. Он помнил себя в таком же состоянии. Это действительно анекдотичная ситуация, хочется спросить что-то вроде: «И как мы жили?» или «А было ли нам хорошо в постели?». Самое сложное представить, что с этим чужим человеком у тебя могли быть интимные отношения.

— Эв, поверь, я понимаю тебя, как никто другой. — молодая женщина дернула плечом. Ей не до него. Перед ней, как на экране, мелькают их ссоры с Верстаковым. В углу комнаты их маленькая дочка наблюдает за ними. Ее глаза испуганны, как у маленького олененка, но она не решается плакать.