Клуб пропавших без вести

Осознав, что придется выбрать из всех зол меньшее, и уже мысленно смиряясь с манифестацией у зарешеченных окон этой каталажки, я занесла палец над номером Аньки. В этот самый момент дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге возникла мощная фигура, от размашистых движений которой веяло яростью. Следом семенила какая-то девушка в форме, явно пытавшаяся образумить нарушителя спокойствия.

Он, между тем, вылетел в центр комнаты и с размаху затормозил. Присмотревшись, я ахнула: свирепо скалясь, на меня взирал тот самый громила с берега, хамоватый отец Маши. На нем красовались те же футболка и джинсы – возможно, он тоже провел несколько часов в этом самом здании.

– Все в порядке, – кивнул главный девушке, и та поспешила удалиться, плотно закрыв за собой дверь. – Вы что-то хотели?

Громила помедлил, собираясь с мыслями.

– Да, хотел! На каком основании вы держите ее тут? – Он снова стал говорить обо мне в третьем лице, но на сей раз мне было не до возмущений. И… неужели в его тоне слышалось искреннее волнение?

– Мы не обязаны перед вами отчитываться, но раз вы настаиваете… – буркнул следователь. – Гражданка подозревается в убийстве. Как следует из свидетельских показаний, у нее был мотив. А вот алиби по-прежнему не установлено.

– Я ее алиби! – вдруг рубанул мой знакомый и на мгновение смолк, будто сам удивившись этому порыву. Потом с жаром продолжил: – Да, я! Все время после того как она закончила крутиться на этом празднике, мы были вместе.

– Вместе? – с иронией уточнил первый, явно не поверив ни слову. – Вы, конечно, осведомлены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний? И чем же вы занимались?

– Чем? – Громила на секунду смешался, а потом, снова придав лицу свирепое выражение, рявкнул: – Какая разница? Разговаривали, гуляли, ужинали, купались, мотались в город, играли в карты, смотрели кино, пили водку, прыгали через костер… Мало ли чем! Это не ваше дело.

– Как раз наше, – вступил второй и прищурился, вглядываясь в лицо громилы. – У вас-то, насколько я помню, алиби как раз есть, свидетели видели вас в толпе участников праздника… А у гражданки – нет.

– Да сколько можно говорить! – «Халк» зашелся в такой ярости, что, казалось, вот-вот сокрушит все вокруг. – Мы были вместе. Развлекались, ясно? Нашли укромное местечко вдали ото всех и кувыркались, прямо у берега, в траве! Тра-ха-лись! Теперь понятно?

– Что? – невольно вырвалось у меня, и спаситель пронзил меня грозным красноречивым взглядом. Я мигом считала его посыл: «Подыгрывай, если не хочешь попасть за решетку». – Ну… то есть… Да, мы были вместе.

– Сильно сомневаюсь, – покачал головой следователь и, красноречиво оглядев поношенные джинсы и грязную футболку моего новоиспеченного «любовника», шепнул коллеге: – Видал парочку? Как в сказке – красавица и чудовище. Или принцесса и свинопас, недавно ребенку читал. Вот ведь цирк…

– Что-о-о? – Громила, как на грех, услышал последнюю фразу. Но, вопреки моим ожиданиям, не разнес кабинет в пух и прах, а горделиво выпрямился и свысока взглянул на присутствующих. Его лицо разгладилось, приобрело благородное выражение, и я снова ахнула. Эти крупные черты, небольшие умные светло-карие глаза, пухлые губы… кого же он мне напоминал? – Да как вы смеете? Я – уважаемый человек, предприниматель, из приличной семьи. Мой отец, между прочим, известный исполнитель, Борис Аникеев…

Казенный кабинет со строгими, уверившимися в моей виновности людьми будто исчез. Я уже не видела ни стола с папками, ни монитора, ни злосчастных списков моих кровожадных «планов» – перед мысленным взором вырос не утративший с годами яркость плакат, похищенный когда-то по желанию моей мамы. А сын-то похож, только черты лица грубее и волосы короче… На первый взгляд, внешность Аникеева-младшего казалась далекой от классических канонов красоты, и все-таки он был весьма привлекательным мужчиной. От него исходила простая, грубая, но надежная сила – именно то, чего мне сейчас так не хватало…

– А ну-ка… – Следователь раскрыл паспорт, в порыве праведного гнева брошенный моим заступником на стол, и обратился ко мне: – Как зовут вашего сердечного друга?

Час от часу не легче! Я вымоталась физически и эмоционально, шестеренки в голове едва ворочались от страха, а тут такая загадка… Даже сестра Боба не помнила точно имени ребенка брата. Если не ошибаюсь, она говорила о Коле…

– Николай… – робко предположила я и, встретив полный ужаса взор «сердечного друга», еле слышно добавила: – Кажется. Я не помню… Да какая разница, сдалось мне его имя!

– Чудесно, – констатировал следователь, пораженный глубиной падения нравов, и взглянул на сына Боба. – Константин Борисович, а вам известно имя этой гражданки? Кто она?

Застигнутый врасплох, «любовник» смутился, почесал в затылке и выдал единственное, что ему было известно обо мне:

– Ну, она… нимфа.

– Кто-о-о? – не поверил своим ушам главный. Пристально взглянув на почти прозрачное платье и остатки яркого макияжа, он удовлетворенно кивнул. – Понятно.