Клуб Ракалий

— Нас-то этот ливень врасплох не застал, — говорила она, пересекая с Бенжаменом маленькую, опрятно подстриженную лужайку, все еще заметно сырую, несмотря на послеполуденное солнце. — Жаль, конечно, что он испортил вам отдых, однако для многих из нас он стал ответом на наши молитвы. Как бы там ни было, теперь до конца недели обещают полную сушь. Что вы скажете о моих будлеях?[53]

Бенжамен ответил, что будлеи очень милы. Да так оно и было.

— У вас здесь какая-то особая атмосфера, — осмелился сказать он. — Совсем не такая, как на всем остальном полуострове. Словно в другой мир попадаешь.

— Да. Вон те лавры, — Беатрис повела рукой в сторону взбиравшихся к ним по холму бутылочно-зеленых деревьев, достигавших в высоту тридцати-сорока футов, — отгораживают нас от Ллина и дают прикрытие, которого прочие садовники полуострова лишены. Потому-то я и смогла добиться здесь столь многого. На этот сад у меня ушло двадцать лет.

— Розы у вас замечательные, — сказал Бенжамен, довольный тем, что сумел распознать хотя бы один цветок.

— Сейчас будет огородик, в котором я ращу травы. Вот эта аллейка называется у нас Тропой Глина. Глин обожает открывающийся с нее вид на Порт-Нейгул. Да и растения здесь из самых его любимых: форзиции, мальвы, японские азалии.

— Сисили говорила мне, что ваш муж — скульптор, — сказал Бенжамен, пригибаясь, чтобы пройти под деревьями, обступавшими тропку с двух сторон.

— Как вы думаете, она поправилась? — спросила, игнорируя этот пробный шар, Беатрис. — С Сисили мне всегда трудно сказать что-нибудь наверняка. Уж больно она хрупкая. И бледненькая.

— По-моему, настроение у нее хорошее, — уклончиво ответил Бенжамен.

— Ваше появление, должна вам сказать, пошло ей на пользу. Надеюсь, вы останетесь у нас еще на несколько дней. Смотрите, вот здесь азалии прикрывает восточный ломонос. У нас и эвкалипты растут. Видите, там, слева. Я и не знала, что среди ее школьных друзей есть кто-то, к кому она так привязана. За последние несколько лет у нее было несколько романов с людьми совсем ни на что не похожими. Приятно думать, что теперь она проводит время с подходящим ей человеком, для разнообразия.

Бенжамен отметил в ее голосе нотки тревоги почти материнской и удивился, поскольку знал, что в кровном родстве Сисили и Беатрис не состоят.

— А где сейчас ее мать? — спросил он.

— В Америке. Уже два месяца, репетирует. Конечно, ничего бы этого не случилось, если б она так не… отсутствовала. Впрочем, это не мое дело.

Они приближались к надворной постройке, коттеджу с пологой крышей, из которого явственно доносились удары молота по резцу.

— Мужу лучше не мешать, — сказала, ускоряя шаг, Беатрис. — Он через неделю во Францию едет. Власти Нанта заказали ему кое-что для главной площади города.

Бенжамен сделал из этих скупых замечаний вывод, что дядя Сисили обладает серьезной репутацией. Прежде Сисили о нем никогда не упоминала. С другой стороны, она и о прочих своих родных с многоразличными их успехами, представлявшимися Бенжамену замечательными, говорила лишь походя. Он знал, что отец ее — архитектор, живет в Лондоне и видится с дочерью не чаще одного-двух раз в год. Мать же (переменившая не одного мужа) — известная актриса и за границей проводит времени больше, чем дома. Бенжамену такие люди представлялись населяющими, и по праву, мир, приглядеться к которому он если когда и сможет, то лишь с томительной завистью, прижавшись носом к стеклу.

— Ну вот, — произнесла Беатрис, оборачиваясь, чтобы полюбоваться видом. Они уже добрались до кованой калитки и видели теперь большую часть дома, острые очертания его высоких кровель, гордо возносящихся в небо из низинки, в которой дом был построен. — Красиво, правда? Особенно юго-западный щипец, глядеть на него — всегда одно удовольствие.

Бенжамен не взялся бы сказать, каким, собственно, из щипцов она призывает его полюбоваться. Строго говоря, он не был даже уверен, что хорошо понимает значение слова «щипец». Он сомневался, что у их дома в Лонгбридже имеются таковые. И неожиданно вспомнил о своей семье — чуть ли не в первый раз за день, — и странной, почти непостижимой представилась ему мысль, что прицеп их так и стоит всего в нескольких милях отсюда, в Кайлан-Хед, по другую сторону Порт-Нейгула.

— А сколько лет «Плас-Кадлану»? — спросил он, стараясь эту мысль отогнать.

— Дом построен в конце шестнадцатого века, — ответила уже направлявшаяся к парадной двери Беатрис, — а потом еще викторианцы его расширили. Мы поселились тут двадцать лет назад, к тому времени он уже долго простоял без хозяина. Работы было невпроворот.

— Я всегда мечтал жить в таком доме.

— Ну еще бы. Что ж, возможно, когда-нибудь и заживете. Сисили говорила, вы собираетесь писателем стать.

— Скорее, надеюсь. А может быть, композитором.

— Правда? Так у вас не одна стрела в колчане?