— Да поставили мы под вечер стол рядом с прицепом, решили полакомиться сосисками. Папа поджарил их на барбекю. И тут — помнишь ту жуткую драку, о которой я тебе рассказывал, между Калпеппером и Стивом, — ну вот, Пол начал меня о ней расспрашивать. И расспрашивал, и расспрашивал. Причины драки или еще что его не интересовали, ему просто требовались кровавые подробности. «Так он ему нос сломал? И много натекло крови? А трещины в черепе не было?» — в таком вот роде. А Лоис и слышать-то эти разговоры не может. Слишком они напоминают ей о том, как… как, наверное, выглядел Малкольм. Она начала кричать на Пола: «Перестань! Перестань! Перестань!» — а потом запустила в него сосиской, ушла в прицеп и часа два проплакала. На следующий день она все утро пролежала в постели, а мы отправились в Пулхели за покупками — все, кроме папы, он остался присматривать за ней. И где-то около полудня она просто встала, оделась и сказала, что хочет пойти погулять. И пропала до самого вечера. Конечно, все мы места себе не находили от беспокойства, хоть я и не сомневался, что в конце концов она возвратится. Она и возвратилась. Но только говорила потом, что ничего не помнит, не может сказать, где была, вообще ничего.
Сисили сжала его ладонь. И это был не просто утешительный жест.
— Мне так жаль, Бенжамен. Бедная Лоис.
Он отошел, чтобы наполнить их стаканы, а вернувшись, попросил Сисили рассказать о матери. Валлийское происхождение ее было для Бенжамена новостью.
— Вообще-то ее отношение к этим делам с чувствами дяди Глина и рядом не лежало. Все мужья мамы были из разных стран, по-моему, ей просто нравится думать, что у нее вообще нет национальности. Во всяком случае, сейчас она в Нью-Йорке и только об Америке и говорит. — Сисили понизила голос. — На самом деле, Бен, валлийские пристрастия дяди немного преувеличены. Глин с мамой родились в Аберистуите, но еще малыми детьми попали в Ливерпуль и большую часть жизни провели в Англии. Дядя снова заинтересовался Уэльсом, лишь прослышав о своем нынешнем доме, узнав, что может получить его за гроши и зажить сельским джентльменом. А тетя — вся ее семья родом из Танбридж-Уэлса. Разумеется, это не означает, будто он говорит не то, что думает. Просто не стоит слишком уж пугаться, слушая его, вот и все.
Бенжамену вдруг показалось, что Сисили выглядит усталой, довольно скоро заметил это и дядя Глин. Он попрощался с друзьями, похоже обосновавшимися здесь на всю ночь, и повез Бенжамена и Сисили обратно в «Плас-Кадлан». Бенжамен сидел впереди, рядом с ним.
— Ну что, англичанин, как тебе понравился вкус настоящего валлийского пива? В туристских пабах или на вашей стоянке (следующее слово выплеснулось из его гортани, точно комок слизи) прицепов такого не получишь.
— Не называй его «англичанином», — сказала Сисили, — ужасно грубо звучит.
— Но ты ведь англичанин, верно? — спросил, скосившись на Бенжамена, Глин.
— Разумеется.
— Ну вот, я тебя так и называю. Ты же, я полагаю, не стыдишься звания англичанина?
— А что, следует?
— Лично я англичан не люблю. И, как это ни странно, никто из друзей, с которыми я только что разговаривал, их тоже не любит. А знаешь почему? — Глин не стал дожидаться ответа, он просто продолжал говорить: — Так я тебе скажу: валлийцы ненавидят англичан с незапамятных времен и будут ненавидеть, пока те не перестанут лезть в их дела. Они ненавидели англичан с самого тринадцатого века, когда Эдуард Первый вторгся в Уэльс, и его солдаты убивали женщин и детей, и убили Ллевелина Второго, и приняли законы, по которым валлийцам не дозволялось иметь никакой власти, а законы Уэльса отменили, заменив их английскими, и понастроили по всей стране английских замков, запретив валлийцам жить хоть в какой-то близи от них, и при этом все время посылали валлийцев во Францию, на поля сражений, и те гибли там в войнах, никакого отношения к ним не имевших, но зато оплачивавшихся главным образом из налогов, которые англичане с них драли. А еще пуще стали ненавидеть в начале пятнадцатого столетия, когда Оуэн Глендовер возглавил движение за независимость и попытался воскресить в валлийцах чувство национального самосознания, англичане же ответили тем, что обратили весь Северный Уэльс, и Кардиган, и Поуис в пустыню, сжигая дома и разрушая церкви, они даже захватили тысячи валлийских детей, оторвали их от семей и отправили в Англию, в услужение богатым англичанам.
Глин свернул на обочину и выключил двигатель. Привычная страсть так захватила его, что машину начало мотать на узкой дороге из стороны в сторону, и потому к остановке этой все отнеслись с облегчением.