Клуб Ракалий

— Вот это ты непременно должен послушать, — сказал он, прерывая «Богача и Лазаря» на середине и ставя новую пластинку. — Поверить не могу, что ее нет в библиотеке. Она тебя с ног свалит.

Ивз по-прежнему мялся в дверях.

— Беги, малыш, беги, — пропел ему Шон, нетерпеливо махнув рукой. — О деньгах не волнуйся, я с тобой после расплачусь.

«Норфолкская рапсодия № 1» началась с тихого, неясного мерцания струнных, сквозь которое пробивался голос кларнета, исполнявшего разрозненные, жалобные фрагменты мелодии. Затем, когда стали вступать голоса других инструментов, медленно зародилась и тема: долгая, блуждающая, немыслимо благородная, немыслимо грустная. Бенжамену казалось, будто он знал эту мелодию всю жизнь, хоть она и таилась доныне в каком-то сокровенном, самом дальнем закутке его души.

— О, — вздохнул он и сразу понял, что нужных слов найти не сможет. — Как хорошо.

— Это народная песня, — сказал Шон. — Он откопал ее в Кингз-Линн.

Музыка продолжалась, а Шон сел напротив Бенжамена и пустился в живые объяснения:

— Он целыми днями объезжал на велосипеде норфолкские деревни. Заходил в каждый паб, заводил разговор, а после просил спеть что-нибудь. Особенно стариков. Тому человеку из Кингз-Линн было семьдесят. Семидесятилетний рыбак! Ты только представь. Воан-Уильямс покупал ему пиво пинту за пинтой. Может быть, еще и шиллинг-другой подкинул. А через пару часов — скажем, перед самым закрытием — старик запел. И спел вот это, это! Ты когда-нибудь слышал такую мелодию?

— У нее есть название?

— «Ученик капитана». Воан-Уильямс ее очень любил. Использовал не один раз. И знаешь, о чем говорится в этой песне? О типе, который сидит в тюрьме. Сидит в тюрьме по обвинению в убийстве. Он был морским капитаном и взял в ученики мальчика-сироту, и однажды этот мальчик его разозлил — приказа, что ли, не выполнил, — так знаешь, что учинил капитан? Привязал мальчика к мачте, заткнул ему рот и засек куском веревки до смерти. Целый день на это угробил. Целый проклятый день превращал мальчишку в отбивную. А теперь вот сидит в тюрьме и рассказывает, до чего он обо всем этом жалеет.

Бенжамен слушал, как замирает мелодия, и чувствовал, что его пробирает дрожь.

— Фу-ух. Но какая же она красивая и какая… английская.

— Ты когда-нибудь был в Норфолке?

— Нет.

— Побывай. Места там невероятные. По временам кажется, будто это край земли.

Шон уважительно подождал, когда музыка стихнет, затем поднял звукосниматель.

— Англичане очень склонны к насилию, — произнес он при этом, обращаясь наполовину к себе самому. — В нас этого не замечают, однако такие мы и есть. Потом мы раскаиваемся, отсюда и наша меланхоличность. Но прежде всего, мы делаем… то, что должны сделать.

Несколько минут спустя, медленно шагая к остановке автобуса, Бенжамен обдумывал эти слова. Насилие и грусть… И то и другое витало в тот день в воздухе. Филип позвонил ему вечером, сообщил о результатах соревнований, и Бенжамен содрогнулся при мысли о гневе, вскипевшем в груди Калпеппера, когда Стива удостоили звания «Victor Ludorum». А сам Стив — что чувствовал он, принимая награду? Одно только торжество — или к нему примешивалась и грусть, желание целовать в эту минуту и поднимать высоко над вопящей толпой не кубок, но утраченный залог любви, которую питала к нему Валери?

18

Разговор Бенжамена с Гардингом, быть может, и обнаружил сходство их музыкальных пристрастий, однако во всем остальном последствия его могли только разочаровать. К сколько-нибудь значительному обновлению их дружбы он не привел. Слишком быстро наступили летние каникулы. К началу же нового учебного года, когда поползли слухи о том, что отец его оставил семью и вернулся в Ирландию, Гардинг еще глуше замкнулся в себе и общаться с ним стало даже труднее. Впрочем, шуточки его продолжались, вернее сказать, причину каждого странного, причудливого происшествия, нарушавшего плавное течение школьной жизни, неизменно видели в Гардинге. Калпеппер, к примеру, сдавший экзамен на водительские права и приезжавший теперь в школу на машине, в один из октябрьских дней обнаружил на заднем сиденье накачанного снотворным козла. Гардинг, разумеется, свое причастие к этому случаю наотрез отрицал, а догадаться, где он сумел раздобыть козла, так никому и не удалось.

Филип расстался с музыкальными амбициями, продал, через школьную доску объявлений, гитару, а вырученные деньги использовал для пополнения своей все разраставшейся библиотеки, посвященной «скрытому» Бирмингему. Бенжамен почти не виделся с Сисили. Отец Клэр получил от полиции извещение, в котором говорилось, что дело об исчезновении его дочери по-прежнему остается открытым, однако продвинуться в нем никуда пока не удалось. У Клэр и Дуга состоялось три или четыре свидания, но затем они решили на этом и закончить. Иными словами, жизнь продолжалась.