Клуб «Ритц»

– Голубки поссорились? – слышу я из-за спины голос Жени. Я знаю, что он злорадствует сейчас. После той перепалки наши отношения стали особо напряженными, мы не разговаривали даже по работе. Он каждую минуту старался напакостить мне: специально мусорил возле моего стола, когда я не видел, пускал дурацкие слухи. Я даже уверен, что это он специально насыпал соль в сахарницу, потому что знал, что кроме меня ею никто не пользуется. – Что, не дала тебе девочка?

Но это перебор. Сегодня он получит свое. Главное – не срываться сейчас, чтобы не связали то, что я собираюсь сделать, со мной. Месяц назад, приди такая мысль мне в голову, я бы насладился ею, а через полчаса вышвырнул, как совершенно аморальную. Но око за око. Если он действует исподтишка, я поступлю также. Будет ли меня мучить совесть? Не знаю. Если уж я так поступил с Вероникой и с «койоткой», то это останется просто как плохое воспоминание. Этот поступок стал последней каплей. Я даже не буду тянуть до завтра, а реализую свой план сейчас же. Мобильный телефон.

40

Я немного опоздал на работу. Была уже половина одиннадцатого, когда я поднялся в офис. Еще по дороге у меня по телу побежали мурашки, я ведь знаю, что план по наказанию Жени был приведен в исполнение. Об этом мне отчитался исполнитель в час ночи, но детально он мне ничего не сказал, ограничившись словами: «Все сделано, как ты просил».

Сразу видно, что что-то произошло. В нашем кабинете никого нет. Я иду к Нине, чтобы узнать, где все. Мои руки невольно дрожат, а сердце колотится с такой силой, что мне кажется, сейчас у меня случится сердечный приступ. Перед дверью я останавливаюсь на пару секунд, чтобы перевести дыхание. Открываю дверь.

Все сотрудники сидят вокруг стола для совещаний. Глаза у Нины опухшие, видно, что она плачет. Неужели произошедшее событие могло у всех вызвать такие чувства? К Евгению в лаборатории всегда относились с пренебрежением, но сейчас все выглядели по-настоящему растерянными и грустными.

– Доброе утро. У нас разве на сегодня было назначено совещание? – прикидываюсь я дураком.

В ответ молчание. Секунда. Две. Три…

– Женя был убит сегодня ночью, – говорит Ирина Владиславовна, лаборант.

У меня словно подкосились ноги. В глазах все поплыло. Меня тошнит. Нет. Нет. Его не могли убить! Это чушь.

– Как это? – единственное, что я смог выдавить из себя через двадцать секунд.

– Никто не знает подробностей. Нам позвонила его мать и сказала, что он скончался в больнице в семь часов утра, – разъяснила Нина. – Садись. Она сейчас должна позвонить мне и рассказать, что случилось. В тот момент она была так убита горем, что просто не могла ничего произнести. Не должны родители хоронить своих детей!

Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть. Я не могу быть убийцей. Может, здесь какая-то ошибка? Этого не должно быть! Он не мог умереть. У меня как будто притупилось восприятие мира.

Звонок. Нина поднимает трубку. Слышно, как рыдает женщина на другом конце провода. Нина что-то отвечает. Я не могу сфокусировать внимание, чтобы разобрать, что она говорит.

– Евгений скончался вследствие удара по голове. Ему проломили височную кость, и она пронзила мозг и крупные кровеносные сосуды.

– Кто это сделал? – спросила Вероника.

– Пока никто не знает. Предварительно заключили, что его избили гопники. Доктор говорит, что его ударили всего три раза – в живот, по носу и по голове. Жене в детстве уже один раз проломили этот висок, он был его слабым местом. Вот и сейчас подвел его. Сегодня я не хочу, чтобы кто-то работал. Нельзя. Идите по домам. Похороны, скорее всего, будут в воскресенье. Я думаю, все должны прийти, независимо от отношений, которые были у вас с покойным.

Последняя фраза была адресована мне. Может она знает? Нет. Откуда? Нет, конечно. Такое могло произойти с кем угодно. Вечером у нас в городе легко можно натолкнуться на неадекватных людей. Не так посмотрел, не дал сигарету – сколько угодно может быть поводов, чтобы завязалась драка с пьяным гопником. Главное, чтобы Игоря не поймали. Главное, чтобы его не поймали.

41

Вчера, сев в автомобиль, я позвонил своему старому приятелю Игорю. Мы вместе учились в младших классах. Тогда я называл его своим другом, часто приглашал к себе домой, мы играли, а в школе сидели за одной партой. Уже тогда он был очень грубым мальчиком, мог таскать одноклассников за волосы, бить. Даже мне пару раз досталось от него. Но тогда такие стычки воспринимались несерьезно, и Игорь, можно сказать, был для меня авторитетом.