Клуб самоубийц

Пе́трович открыл конверт и достал сложенные вдвое листы. Это был договор. Наискось просмотрев первую страницу (ничего особенного, стандартный договор, образец взят в библиотеке), он взял вторую страницу. Ого! Держа листы договора в руке, аудитор поднял глаза на собеседника.

– Да-да, мы считаем, что такая работа в таком месте стоит таких денег.

Из опасения выдать свои эмоции Пе́трович опустил глаза и вновь уткнул их в договор. Аванс в тридцать процентов. Но гонорар… гонорар равнялся сумме, полученной когда-то за аудит небольшого медеплавильного завода, который он делал три месяца с командой из пяти человек.

– Думаю, что вы понимаете, – продолжал секретарь, – почему мы не обратились с такой деликатной просьбой в престижную аудиторскую компанию, к тем же братьям Клемен. Каким бы ни было требование конфиденциальности, компания есть компания. Старший партнер перекладывает работу на младшего партнера, а если нет, то младший партнер заигрывает с секретаршей, которая печатает заключение. Информация так или иначе расползается по ее коридорам. Поэтому-то у нас соглашение с независимым юристом, а не с юридической фирмой.

«Они уже знают, что я уволил всех своих сотрудников, – догадался Пе́трович, – надо же, и от пустых коридоров бывает польза». Он взглянул на третью страницу. Там уже были пропечатаны его реквизиты и реквизиты секретаря. Аудитор поднял голову.

– Не волнуйтесь, у меня есть право подписи. Конечно, как в каждом приличном клубе, у нас есть и председатель. Но он редко появляется здесь. Если необходимо, я составляю ему корреспонденцию до востребования. У него много дел по всему миру. Так что, как я вам и сказал, все бумаги подписываю я. Знаете, что такое психология чиновника? Взяв наши бумаги, он тут же, как и вы, посмотрит в статистический справочник и увидит наш тип деятельности. А на всех наших бумагах – подпись доктора медицины. Конечно, наш психиатр имеет все профессиональные полномочия, но какой чиновник будет рыться в аттестатах, увидев подпись доктора медицины?

Пе́трович согласно качнул головой – разумно, достал из правого внутреннего кармана именной «Каран д’Аш», индивидуальный заказ, тетушкин подарок на юбилей, и поставил свою подпись[9].

– Вот и славно. – Секретарь быстро расписался на положенном ему месте и достал из стола еще два конверта, один такой же широкий, а другой – узкий, того самого нестандартного размера, в котором было прислано приглашение сойти в ад. Да, именно сюда, подумал Пе́трович. Ах ты, старый сказочник, вот он, твой черный зонтик. Его вдруг охватил охотничий азарт, посмотрим, кто – кого, все тело приобрело упругость, ну Любляна, сегодня вечером – держись. – Вот ваш экземпляр, – Оле-Лукойе поставил свою подпись и вместе с узким конвертом протянул его аудитору, – и чек на аванс.

Секретарь подождал, пока аудитор уложит конверт с договором в свою папку, а чек – в левый внутренний карман, и встал из-за стола.

– А теперь – прошу на экскурсию.

Разведка боем

В трамвае он почувствовал, как все тело обмякло. Нет, сегодня Любляне придется довольствоваться только хорошей новостью о контракте. Экскурсия, если разведку боем можно было назвать экскурсией, отняла все силы.

Встав из-за стола, собеседники направились в угол кабинета, примыкавший к оконному проему. Пе́трович увидел в стене небольшую дверь. Секретарь открыл ее и первым вышел из кабинета.

Это тоже был коридор, не такой длинный и очень светлый – его правая стена была почти вся из стекла, коридор огибал по периметру внутренний дворик. А вот и фонтан. Левая стена была увешана репродукциями известных полотен. Одни импрессионисты.

– Мы стараемся, чтобы интерьер поднимал настроение. А кто лучше импрессионистов может поднять настроение?

– Скажите, а кто, – Пе́трович вежливо решил поддержать беседу, – выбирает, какие репродукции вешать?

– Председатель. Все решения по интерьеру принимает только он.

Собеседники повернули за угол. Здесь тоже висели репродукции. Но совсем другие. Некрополь в самом центре Европы. Пе́трович замедлил шаг. Некоторых он узнавал сразу, других – подсказывали медные таблички на рамках. Копии барельефов, картин, фотографий. Галерея самоубийств. Аудитор скользнул взглядам по веренице народных трибунов, царей и императоров древности (интересно, куда ведет эта закрытая широкая дверь) и направился в конец коридора, где угадывались знакомые лица. Ван Гог, Джек Лондон, Фридрих Крупп, Чарльз Ротшильд, дальше – Хемингуэй, а здесь – фотография: обритая голова, здоровенный лбище.

– Ма-я-ков-ски, – по слогам прочитал Пе́трович и повернулся к Оле-Лукойе.

– Это – один русский поэт. Не очень у нас известный, но – председатель настаивал.

А за фотографией Хемингуэя висела пустая рамка. Аудитор опять обернулся к секретарю.