Клуб самоубийц

– В Восточной Европе документов нет. Вы там все подчистили. Но здесь, у нас, остались ваши следы. Ваша официальная дочка, нет, не фонда, а концерна. Ваша страховая компания. А там, в Восточной Европе, остались люди. Которые рассказали Хиршбюлю, что приборы по контролю качества цемента вышли из строя, а страховая компания, ваша страховая компания, сертифицированная изготовителем приборов, вместо того чтобы возместить издержки и обеспечить их ремонт, стала бодаться с заводом, что эта поломка не соответствует страховому случаю. И пока вы торговались, завод продолжал выпускать – уже некачественный цемент. Они боялись потерять заказ. А вас как владельца концерна задушила жаба. По уму, надо было остановить поставки и стройку, но вы их не остановили. И если завтра кто-нибудь подаст иск, например, жители того дома, которые получили компенсацию, но хотели бы получить больше, то подадут они этот иск не к новому правительству в той стране, и не к концерну как генеральному подрядчику государственной программы (наше правительство вообще останется в стороне), и даже не к вашей страховой компании, которая не исполнила договор, что привело и к убыткам, и к одной человеческой жертве. А лично – к вам. Строителю дома, который как владелец страховой компании знал, что приборы контроля качества цемента сломались, но продолжал закупать цемент и строить дом. И работники того завода – подтвердят это. Сколько в том доме было квартир? Плюс моральный ущерб. Даже Пикассо вас не спасет. Вы пойдете по миру. Когда выйдете – если выйдете – из тюрьмы.

На лбу председателя выступил пот. Он отряхнул с черной фетровой шляпы мистера Хайда пыль, пристально посмотрел на собеседника и сказал:

– Доктор Пе́трович, вы никогда не замечали, что маленькие случайности приводят к большим неприятностям? В той стране было всего три цементных завода, я ни с кем не договаривался. Просто мой завод был лучше оснащен. Департамент и выбрал его. Кто знал, что так все получится? Или с вами. Когда мне Пихлер сообщил о вашей кандидатуре и что у вас могут быть проблемы с аудитом комбината, я порадовался. Знакомая фигура, и компромат собирать не надо. Вы фигурировали в досье психиатра еще тогда, когда делали у меня проект. Кто знал, что вы окажетесь таким проницательным.

Остатки грима стекали с потом по сморщенному лицу. «Неужели мне его жалко?» – подумал Пе́трович? Да, потрясающий игрок. Какие комбинации. Вряд ли я его сильнее. Просто сегодня мне пришла карта, а ему – нет. А что будет завтра? Поэтому он и сказал:

– Ваше счастье, что все эти документы пока в моем банке. У вас – закладка, и у меня – закладка. Так что, если со мной что-нибудь произойдет, то рядом с выдуманной историей о совращении на страницах газет сразу же появится истинная история о разрушении дома. И последнее. Как только дело мальчика будет закрыто и клуб официально вступит в свои права по завещанию, в тот же день моя знакомая должна получить официальное письмо вашего фонда, благотворительного фонда, что тот берет на себя все расходы по лечению ее приятеля.

Трамвай остановился, и кондуктор вышел в салон:

– Господа, мы приехали.

Провожая спускавшихся с подножки странных пассажиров, он подумал: «Да, вроде садился брюнет, а выходит совсем седой. Что-то ему такое понарассказал второй, если он так сразу поседел. Не хотел бы я оказаться на его месте. Но это не мое дело. Мое дело – кофе и булочки». Он посмотрел, как его пассажиры разошлись в разные стороны, и достал свой завтрак.

* * *

Открыв в понедельник утреннюю газету, Пе́трович прочитал: «Странное происшествие в Рейнензиштадте. Вчера на берегу озера было обнаружено аккуратно сложенное кожаное пальто, накрытое черной фетровой шляпой. В кармане пальто была найдена записка: «Покидая этот мир, передаю привет своим коллегам и моему другу Георгу, пытавшемуся наставить меня на истинный путь».