Клуб самоубийц

– Сказать вам, – вопросом на вопрос ответил аудитор, – чем меня шантажировал брат? Тем, что я смотрю в архиве департамента сводки о поставках цемента. Те самые, которые смотрел Фридрих Хиршбюль. И которого Курт столкнул под поезд. Вы забрали Курта, а отцу Бонифацию оставалось только потолкаться вечером на вокзале, убедиться, что Курт все сделал чисто, что все говорят только о несчастном случае, и уехать вечерним поездом.

Правая бровь резко поднялась вверх:

– Значит, вам и это известно. Да, доктор Пе́трович, вы мне нравитесь все больше и больше. Но, – председатель откинулся на спинку сиденья и улыбнулся, – и здесь я вынужден вас огорчить. Мне незачем было убивать этого Хиршбюля. У него же ничего не было на доктора Джекила. Не скрою, меня обеспокоили его расспросы там, в Восточной Европе. Но все документы по заводу давно уничтожены. Поэтому Курт на вокзале просто присматривал за ним – как он будет бросаться под поезд. А я, доктор Джекил, в это время был на скачках. Это все могут подтвердить. Мистер Хайд же успел забрать перчатки еще рано утром. Так что допрашивайте Курта и мистера Хайда. Если сможете, – и он рассмеялся.

«Сейчас тебе будет не до смеха», – подумал аудитор, но в это время трамвай остановился. Пе́трович огляделся: в вагоне уже никого не было, а кондуктор встал со своего сиденья и пошел к ним. Все. Второй раз так пригнуться не получится. Но кондуктор, стеснительно улыбаясь, еще издали проговорил:

– Господа, кроме вас в трамвае никого нет. Вы очень торопитесь? Или можете подождать пару минут? Просто скоро конечная остановка, там у меня по расписанию десять минут отдыха, и на этой остановке я всегда заранее покупаю себе теплые булочки и кофе. Для второго завтрака.

Надо же, кого-то еще интересуют теплые булочки и кофе. Собеседники посмотрели друг на друга – нам есть еще что сказать друг другу – и одновременно утвердительно кивнули головой.

Они смотрели в окно, как кондуктор заходит в булочную, как он вежливо, но, показывая на них, что-то объясняет небольшой очереди, как он, сняв фуражку, отирает платком лоб и, в предвкушении второго завтрака, хлопает себя по бокам.

– Видите, доктор Пе́трович, это и есть настоящая жизнь. Без ваших фантазий. Так что забирайте у следователя отчет братьев Клемен и приходите в понедельник на работу.

Пе́трович вдруг физически ощутил эмоции кондуктора – взять кофе, булочки и через несколько минут, когда эти пассажиры наконец выйдут из трамвая, насладиться своей нехитрой снедью. Растянуть удовольствие. Почувствовать кайф от предвкушения. Как перед вольфштунде. И мы растянем удовольствие. Перед решающим ходом. И он спросил:

– А что означает «монокль»?

– Ну, вы же читали Стивенсона. Мистер Хайд, – председатель ласково погладил парик, – стал брать верх над доктором Джекилом. Вот поэтому, чтобы бровь у доктора Джекила не поднималась, я и придумал монокль. Он без диоптрий, но все время ее поддерживает.

Клоун. Все, можно начинать.

– А если Хиршбюль собрал документы о конфликте интересов? О покупке цемента у собственной дочки по завышенной цене? Под льготный кредит правительства. Это же можно определить по бумагам, которые находятся здесь.

– Вы – о себестоимости цемента? Да, мне пришлось ее тогда увеличить за счет амортизационных начислений. Я на этом заработал. Но при этом я снизил цену и самого цемента. Мои друзья в департаменте внешней торговли, конечно, посетуют, но не более того.

Даже этого не боится, подумал Пе́трович и сделал решающий ход:

– Тогда я сейчас вам скажу, почему вы убили его.

Лицо Гая Фокса посерело. Да, игра в открытую. Ты уже знаешь, с какой карты я сейчас пойду.