Клуб «Везувий»

Кладбищенские сторожа отвели меня в маленький домик, где тот из них, кто был добрее — его звали Льюки, — угостил меня рюмкой рома, а его товарищ по имени Боб — яростными взглядами. Я убедил этих добропорядочных бюргеров, что возмещу им все убытки. Утром нужно будет отправить Домработникам записку, чтобы они позаботились о том, чтобы замолчать это дело, и, что не менее важно, позаботились о теле преданной Далилы, которая, скорее всего, по-прежнему лежит на какой-нибудь ужасной пригородной дороге с пулей между лопаток. Я уже поднял себя, грязного, потрепанного и изможденного, на ноги и пошел к выходу из домика, когда мое внимание привлекла записка, приколотая к стене.

— Что это? — спросил я.

— Список погребений, — ответил Льюки.

— Так и есть, клянусь Георгом. А это название, четвертое снизу?…

— Мавзолей Вердигри, сэр.

— Какое совпадение, — задумчиво пробормотал я. — Э… у моего знакомого точно такое имя. Интересно, может, это их фамильный склеп. Не будет ли… не будет ли это ужасным нарушением правил, если я попрошу вас показать мне этот мавзолей.

Бородатый сторож едва ли не прожег меня взглядом и прочистил горло от отвратительной мокроты, которая приземлилась на горящие угли шипящей зеленой массой.

— Мавзолей Вердигри? Еще б не нарушение! После того, что ты тут сегодня устроил, радуйся, что мы не вызвали полицию.

Льюки положил руку на плечо Бобу.

— Спокойно, Боб. Не кипятись. Ты ж все равно говорил, что с этими похоронами что-то было не так.

Я натянул на лицо мрачность.

— Джентльмены, я пытаюсь разобраться в некоторых странностях, связанных с этими похоронами. Скорее всего, вы оказали неоценимую услугу Короне. Мне нужно, чтобы вы показали мне этот мавзолей. Немедленно!

С большой неохотой Боб все же уступил, и несколько минут спустя мы втроем снова вышли в объятья влажной ночи.

Наши ботинки скрипели по гравию дорожек; фонарь, который нес Боб, сверлил маслянистую темноту воронкой желтого света.

Я устал как собака, но спешил вперед, хотя совершенно не знал, что я там найду и найду ли хоть что-нибудь.

Фамильный склеп Вердигри, размером с небольшой коттедж, был выполнен в знакомом до боли угрюмом стиле — коринфские колонны и свод над ними. В центре находились две массивные бронзовые двери, между ручками висел огромный, хорошо смазанный замок, напоминающий цепочку для карманных часов на жилете профессионального борца.

— Вот, — гавкнул Боб, носитель фонаря. — Теперь мы можем вернуться к своим делам?

Я подошел к мавзолею и вытянул шею, чтобы разглядеть фамилию, выбитую черным на белом мраморе. И принял барский тон, который так легко мне дается:

— Человек, быстро, ключ!

— Подожди-ка минутку…

— Дай ему ключ, Боб, — взвыл Льюки.

Ругаясь, толстяк начал возиться с огромной связкой ключей, висевшей у него на поясе.

— Быстрее! — закричал я.

Наконец он выбрал длинный и тонкий ключ и, кряхтя от натуги, подвинул брюхо вперед, чтобы вставить ключ в замок. Едва запоры щелкнули, я дернул за цепь и бросил ее на землю.

— Фонарь, Боб! — прошипел я. — Давай сюда!

Сказав это, я выхватил у него фонарь и, рывком открыв двери, ворвался в мавзолей.

Воздух внутри был удушливо затхлым. Мрачный черный прямоугольник нового гроба нахально стоял на своей полке, контрастируя с окружавшими его пыльно-серыми ящиками.

— Помогите мне, — скомандовал я, хватаясь за головной конец гроба.

— Ты чего? — завопил Боб, входя в здание.

— Нет времени объяснять, — пронзительно вскричал я. — Поставьте гроб на пол и снимите крышку.

— Делай, как он говорит, — сказал Льюки. — Он чего-то знает.

Мы вместе с Льюки спустили гроб на пыльный пол, и я начал искать то, чем открыть крышку.

— Боже мой, если семья об этом узнает… — пробормотал Боб.

— Не думай об этом, — рявкнул я. — Держи фонарь повыше.

Я повернулся, потом остановился, увидев с полдюжины деревянных стульев, сложенных в углу, — видимо, их использовали на похоронах. Без тени сомнений я схватил верхний и начал им сбивать с гроба крышку. После десяти или двенадцати ударов она с громким хрустом треснула пополам.

— Снимайте! — закричал я. — Откройте гроб!

Льюки сделал шаг вперед и, схватившись за крышку, оттащил ее в сторону. Боб тоже шагнул из тени — и тусклый желтый свет явил нашим взорам ужасное зрелище.

— Храни господь мою душу! — прошептал Льюки. Ибо в гробу лежало тряпичное чучело, набитое соломой: глаза и нос едва намечены стежками, как у пугала на огороде.

— Ха! — довольно воскликнул я. — Именно это я и ожидал увидеть!

Это, конечно, было наглое вранье, но что уж теперь.

VIII. Человек в очках цвета индиго

Я знаю, о чем вы думаете. Похитители тел! Трупокрады вновь принялись за дело в старом добром Лондоне! Неужели профессора (и его давнего коллегу — а поиск в склепе Саша на следующий день привел к таким же результатам) похитили пропахшие виски косоглазые анатомы, чтобы разделывать напоказ в больнице Уайтчепела.[25] Да вроде нет. Скорее всего — нет. По крайней мере, мне так не кажется. В конце концов, на дворе двадцатый век.