Клубничка на березке: Сексуальная культура в России

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Реформы, про которые ты слышала, вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано.

Виктор Пелевин

История российской сексуальной культуры показывает, что, хотя в ней присутствует некие константы, «русский эрос» не является чем-то раз и навсегда данным, он вполне поддается рациональному социологическому и историческому анализу, без апелляции к особым свойствам национального духа, характера или ментальности. Традиционные противоречия русской сексуальной культуры – драматический разрыв «верха» и «низа», «духовности» и «телесности», слова и дела, тяготение, с одной стороны, к анархии, а с другой – к жесткому нормативизму, трудности процессов индивидуализации и формирования эротического дискурса тесно связаны с общими особенностями российской истории.

Сексуальное поведение и ценности россиян не могут быть поняты без учета социальной дифференциации общества и этнокультурных, региональных и иных особенностей населения. Религиозный канон («образа») и литературно-художественный дискурс («образы») – важные, но не единственные компоненты этой многоцветной мозаики. Тем более что они сами и их интерпретации неоднозначны.

Развитие сексуальной культуры в России всегда происходило в борьбе разных общественных сил. Общее направление этого развития то же, что и в Западной Европе, но с существенными различиями по срокам, формам и способам осуществления. Европеизация – не столько серия заимствований, сколько диалог, характер и интенсивность которого обусловлены внутренними потребностями российского общества.

Тесно связанная с урбанизацией и индустриализацией России культурная революция Серебряного века нанесла сильный удар по традиционным формам социального контроля и изменила способы символизации сексуальности и эротики интеллектуальной элиты. Но эти сдвиги были относительно верхушечными, далекими от повседневной жизни и образа мыслей трудящихся, и вызывали острую критику как справа, так и слева.

Октябрь 1917 г. в сексуальной, как и в других сферах об щественной жизни был попыткой насильственного уничтожения всей прежней нормативной культуры, гендерного порядка и системы брачно-семейных отношений. Эта революция выглядела чрезвычайно радикальной, вызывая ликование одних и ужас других. Но ее результаты оказались скорее консервативными: подавив и уничтожив слабые ростки сексуальной, как и всякой иной, свободы, большевики тем самым восстановили и усилили другую сторону традиционной русской жизни – внешний контроль и государственную регламентацию.

Сталинская сексофобия была порождением «культурной революции» или, точнее, контрреволюции начала 1930-х годов, направленной на уничтожение всех и всяческих социально-культурных различий и установление тотального контроля над личностью. Ликвидация сексуально-эротической культуры и низведение элиты до уровня масс повлекли за собой не столько «десексуализацию» общественной и личной жизни, сколько их обеднение и примитивизацию. Если вначале режим мог использовать подавление сексуальности против своих противников (культ Вождя и ненависть к врагам народа), то в дальнейшем загнанная в подполье и низведенная до уровня «полового инстинкта» сексуальность обращается против него самого. Как и предсказывали антиутопии Евгения Замятина и Джорджа Оруэлла, сексуальность – любая! – стала знаком социального протеста и убежищем от тоталитарного господства. Запретная эротика превратилась в мощный антисоветский и антикоммунистический символ, ставя людей перед необходимостью выбора, и что бы они ни думали и ни говорили публично, их тела голосовали против режима.