Клебовников усмехнулся. Он отлично понимал мотив ее поступка. Она нашла что‑то, что, по ее мнению, могло навредить начальнику, который к ней так хорошо относится. И отважилась на этот акт доверия.
– Да ладно, Люсь, – по‑свойски сказал он. – Чего такого обо мне не должна знать прокуратура? Даже смешно. Давай сюда эту бумажку. Я должен посмотреть. Разберемся.
Люся отомкнула верхний ящик стола и достала из него жесткую красную папку. Открыла и подала самую верхнюю страничку. Клебовников пробежал ее глазами, и брови его немедленно взлетели вверх.
– Черт, – сквозь зубы выругался он. – Вот это я попал! Как неприятно.
Он с досадой обернулся на открытую дверь в коридор. Ему показалось, что за дверью кто‑то стоит. Люся тоже обернулась и прислушалась.
– Знаешь, что? – понизил голос Клебовников. – Нужно все как следует обсудить. Эта бумажка грозит мне огромными неприятностями. Я был последним, кто видел Аллу живой. Меня и так постоянно вызывают на допросы. У тебя есть ключ от ее кабинета?
– Конечно есть. Вот он.
– Возьми его. Не хочу, чтобы кто‑нибудь нас подслушивал. Пойдем, поговорим спокойно. – Он встал и вслед за Люсей приблизился к двери кабинета Белояровой. Секретарша вставила ключ в замочную скважину. Замок отчетливо щелкнул. Она отворила дверь и пропустила Клебовникова внутрь.
Клебовников, хоть и исполнял обязанности главного редактора, сидел в собственном кабинете, а этот закрыли до лучших времен. Впрочем, Зинаида исправно наводила в нем порядок, всячески борясь с запустением и регулярно открывая форточку. И все равно мысль о том, что хозяйка убита, делала эту комнату неуютной.
– Ну вот. Теперь давай поговорим. Думаю, ты прочитала это письмо и знаешь, о чем Алла хотела сообщить в прокуратуру.
– Нет, я только взглянула, – пожала плечами Люся. Образ целующегося Свиноедова затмил в ее сознании все на свете преступления.
– Она решила, что я убил Аршанскую, – бухнул Клебовников. – Взял на вечеринке ее шубу, надел ее и отправился в «Надувную подушку».
Люся опустилась на краешек стула и обалдело хлопнула глазами.
– Ну, что скажешь? Нести это недописанное письмо в прокуратуру, куда его, собственно, и предполагалось отправить? Или не стоит?
Садиться он не стал, а отошел к окну и заглянул вниз, во двор, где никого и ничего не было, кроме мусорных баков и двух кошек, которые сидели друг напротив друга с настороженным видом.
– Поверить не могу, что Алла меня подозревала. И, главное, по какой идиотской причине! Ты прочитала?
Люся сглотнула:
– Да нет, я…
– На той проклятой вечеринке она потеряла меня из виду. А когда вдруг обнаружила, то взяла за руку. Руки у меня были холодными. Она решила, будто я пришел с улицы. Но это ж несусветная чушь. Может, я держал холодный бокал… Сейчас и не вспомню.
– Нет, дело не в этом! – выпалила Люся. – У вас… У вас мочки ушей были красные.
– Ну, ты все‑таки читала, – констатировал Клебовников. – Я бы лично не удержался. Смешная ты, Люся. Сущий ребенок. Пора уж повзрослеть.
– Алла Антоновна спросила, что это с ними такое, а вы ответили, что съели салат с кальмарами, а на салату вас аллергия. В письме все это подробно описано.
– Ну и что? Люся, нуты‑то помнишь? Я ведь действительно покрылся пятнами. А некоторыми из них – прямо у тебя на глазах.
Алла Антоновна об этом постоянно размышляла, – через силу сказала Люся. Ей разговор давался с трудом. – Она мне объяснила, что прекрасно знает про вашу аллергию. Вы несколько раз попадали впросак на всяких праздниках и тусовках. От салата с морепродуктами вы просто чешетесь. А пятна у вас высыпают от клубники. Она это запомнила, понимаете? В тот вечер ей, конечно, было все равно, она и внимания не обратила. Но потом, когда об убийстве Аршанской столько говорили… Она узнала, что кто‑то взял ее шубу и в ней совершил преступление. Стала думать, кто мог уйти с вечеринки незамеченным. Вспомнила о ваших холодных руках. Потом о покрасневших мочках. Оперативники, приходившие сюда с расспросами, давали описание подозреваемой. Она была в клипсах. Когда клипсы тугие, от них на ушах остаются вмятины и покраснение, которое долго не проходит.
– Вот это да! – сказал пораженный до глубины души Клебовников. – А говорили, что ничего не прочитали, ничего не знаете и вообще… хотите меня защитить. А сами выстроили целое обвинение. Давайте выкладывайте все до конца. Я же вижу, как вам хочется высказаться. Вы ведь тоже меня подозреваете? И, черт побери, при чем здесь тугие клипсы?
– Если Аршанскую убили вы, – голос Люси обрел некоторую твердость, – то в момент убийства на вас были клипсы. После того как Алла Антоновна спросила про красные уши, вам пришлось срочно как‑то замаскировать эту красноту. Вы отправились наверх и съели горсть клубники. И тотчас пошли пятнами. Я сама видела, как они появлялись у вас на лице.
Клебовников продолжал стоять у окна, засунув руки в карманы брюк.
– Люсь, пойди сюда, – усталым голосом сказал он. – Ты не представляешь, как ты мне испортила настроение. Это такая чушь собачья, что даже противно. Пойди, пойди, я тебя не съем.
Люся неловко вылезла из‑за стола и приблизилась.