Клубничный блеф. Каван (СИ)

Чем больше дней проходит в тишине и без Кавана, тем сильнее я понимаю, как глубоко люблю его. Я совершила плохой поступок, но для него мне потребовалось очень много храбрости. Я никогда ничего подобного в жизни не делала, особенно не играла жизнью человека, и это отвратительно. Я ненавижу себя за это. Я помню огромную и тёмную боль в глубине глаз Кавана. Помню, с каким разочарованием он смотрел на меня. И так хочется стереть эти воспоминания, но я наказываю себя ими. Я разрушила любимого человека, потеряла всю свою семью и теперь словно разлагаюсь изнутри.

— Думаешь, он простит меня? — тихо спрашиваю и бросаю взгляд на Энрику, укачивающую ребёнка в кроватке.

— Он уже простил. Поверь мне, я Кавана изучила вдоль и поперёк. Пусть знаю, что сначала ему было больно, но он из тех, кто берёт тайм-аут, чтобы подумать, и только потом уже слушает своё сердце. Он так же и со мной поступил. Когда Слэйн перешёл черту, Каван предупреждал меня об опасности, но я глупая была, влюблённая, ничего не хотела слышать, — мягко улыбается мне она.

— То, что они с тобой сделали, так страшно. Они же играли твоей жизнью. Они играли твоими чувствами. Не представляю, как ты справилась со всем этим, да ещё и простила Слэйна, — ужасаюсь я.

Господи, за эти две недели я узнала много подробностей жизни Энрики и их историю со Слэйном. Если честно, то я в самом жутком кошмаре не могла представить, что такое бывает и даже не в книгах.

И я восхищаюсь Энрикой. Она очень сильная женщина и немного ненормальная.

— Всем нужно давать второй шанс. Я дала его Слэйну.

Понимаешь, когда ты любишь человека, то прощать будешь долго, но потом приходит конец терпению. И мой конец тоже пришёл. Я устала, Таллия, от постоянных ссор, мрачного настроения Слэйна и вечного страха за жизнь Кавана. Это был бесконечный круг крика, ругани, крови и боёв. Сложное для всех время, но я была между ними одна. Они не задумывались о том, как мне сложно терпеть их.

Как трудно выполнять всё за них, поддерживать их обоих и находить пути решения. Они словно спрятались за мной, как за защитным барьером и били меня, а не друг друга. Они заигрались, и моё терпение лопнуло. Я не жалею, Таллия, что решилась на это. Ни капли не жалею. Они ведь так ничего и не поняли, это самое страшное. Они не вынесли урок из прошлого, значит, получили новый, и теперь только от них зависит, что будет дальше, — решительно произносит Энрика и указывает мне взглядом выходить из детской комнаты.

Мы спускаемся вниз и идём на кухню, чтобы позавтракать. Пока Энрика заваривает кофе, я оглядываю уютную небольшую гостиную, и меня начинает мутить от запаха. Меня часто тошнит в последнее время.

— Что ты будешь на завтрак? Есть яйца, бекон, овощи, каша, фрукты? — предлагает Энрика.

— Ничего. Меня мутит, — признаюсь я.

Она хмыкает, словно знает какую-то тайну обо мне, но тайн больше нет. Мы так много разговаривали за эти две недели, что кажется, больше не о чем болтать, чтобы я не плакала. А плакала я много.

Энрика нашла меня, точнее, поймала на тротуаре, пока мы с Алом шли, и я просила у него прощения. Она предложила мне убежище. Нет, не так. Она просто посадила меня в машину, передала моему другу, что я буду в безопасности, и велела, чтобы он никому не говорил о том, что видел её, и увезла меня в неизвестном направлении вместе с прекрасной, но шумной малышкой. Теперь мы живём в доме на окраине какого-то небольшого городка, и моя жизнь словно встала на паузу.

— А если Слэйн найдёт тебя, Энрика? Ты не боишься его? — уже в который раз взволнованно спрашиваю её.

— Нет, конечно, я его не боюсь. Я научилась управлять им и легко читать его настроение по глазам. Да и многому я научилась именно у него, особенно прятаться. Этот дом Фарелл купил очень давно и приезжал сюда для того, чтобы спрятаться от своей бывшей жены.

О нём никто не знает, даже его сын. Так что вряд ли нас найдут.

Пусть начнут действовать. Доверься мне, Таллия, я точно знаю, что делаю, — Энрика улыбается мне и кусает сэндвич с сыром. Меня мутит ещё сильнее, и я кривлюсь, немного отодвигаясь от неприятной вони пищи. Да, именно вони. Почему сыр так воняет?

А кофе?

Энрика наливает в бокал воду и туда же выжимает сок лимона, пока я удивлённо наблюдаю за ней. Затем она протягивает бокал мне.

— Держи. Мне помогало во время токсикоза, — говорит она.

— Что? У меня нет никакого токсикоза! — возмущаюсь я.

— Правда? Ты мало ешь.

— Я всегда ем мало. Раньше я, вообще, практически ничего не ела.

— Тебя тошнит чуть ли не каждое утро, а затем ещё раз и ещё раз.

— Это нервы.

— Тебя тошнит от запахов, и твои гормоны немного бушуют. Ты то плачешь, то смеёшься. Снова плачешь, а потом делаешь вид, что жизнь классная штука. Таллия, ты беременна.

— Нет… я не могу быть беременной, — шепчу и смотрю на свой живот.

— Ты предохранялась, когда спала с Каваном?

— Я? Да… да, пила таблетки для стабилизации гормонов… вроде бы… чёрт, я не помню. До встречи с Каваном точно пила, а потом… чёрт, я забыла, — скулю, хватаясь за голову.

— Он использовал презерватив?

— Нет.