Клубок со змеями (СИ)

Приняв окончательное решение, я медленно поднялся, продолжая растирать кожу, хоть согреться это не особо помогало.

«Кинжал!».

Я вспомнил о нем только сейчас, начиная лихорадочно искать его глазами, но безрезультатно. Видимо, он выпал из руки, когда я потерял сознание, и скатился на дно дюны, где и был погребен песком, да ветром.

— Неважно, — буркнул я, — все равно он меня не согреет.

Однако идея спуститься вниз не покидала мой разум. Кое-какие мысли подталкивали на спуск. Голова продолжала гудеть, пусть и меньше, нежели раньше.

«Если Тегим-апал отправился со мной в пустыню, то он должен был прихватить с собой флягу воды».

Я вновь бросил взгляд вниз туда, где в сгустившемся мраке скрывались остывшие тела тюремщика и осла.

«Потом придется снова взбираться на бархан. Но проверить стоит. Заодно согреюсь».

Приняв решение, я начал быстро скользить по крутому склону песчаной дюны. Спуск оказался намного быстрее и легче, нежели подъем. Было бы глупо, окажись иначе. До прохода между барханами я добрался меньше, чем за минуту. Бездыханное тело Тегим-апала лежало на том же месте, где того настигла смерть. Его слегка припорошило песком. Стараясь не смотреть в сторону трупа, я направился прямиком к ослу. Обходя неподвижное животное и ступая босыми ногами по песку, на котором виднелись засохшие багровые пятна, я остановился возле седла. С надеждой во взоре, мои глаза искали флягу с водой или что-то похожее на нее. Осмотр не занял много времени. И его результат оказался весьма удручающим.

Ассириец действительно захватил с собой флягу воды. Только теперь ее жалкие останки покоились на земле, раздавленные весом тела погибшего животного. Разумеется, вся вода давно вытекла и испарилась. Несмотря на то, что я изначально не испытывал особой надежды на успех, я не смог сдержать стон разочарования, сорвавшийся с моих потрескавшихся губ. Проведя руками по взъерошенным волосам и вдохнув холодного воздуха, я на секунду прикрыл глаза, стараясь смириться с неудачей. Затем усилием воли заставил себя вновь начать подниматься на дюну.

«Делать здесь больше нечего».

Мрачная и жуткая картина прошедшего боя осталась позади, постепенно скрываясь в одинокой ночной темноте.

На этот раз я не спешил, медленно взбираясь по пологому склону бархана, ибо что-то подсказывало — силы мне еще понадобятся. К тому же, желудок снова начал болеть от голода. Взобравшись в очередной раз на вершину дюны, я опять осмотрелся и попытался вспомнить, в каком направлении удалялся Эмеку-Имбару. Но в памяти не осталось и следа. Окинув отрешенным взглядом бескрайнюю пустыню, я выбрал путь, который посчитал за восточный, и двинулся вперед, обхватив тело руками, временами растирая замерзающую кожу. Уверенности в том, что наметил себе правильный путь, не было никакой. Для меня все четыре стороны света выглядели абсолютно одинаково посреди бесчисленных песчаных дюн. Однако оставаться на месте позволить не мог. Слишком сильным был холод. И только осознание того, что мерзкий ассириец получил по заслугам, слегка согревало душу изнутри.

«Что я буду делать, когда вернусь? Наверняка моя жизнь уже не станет прежней. Слишком много событий произошло за эти дни. Наверное, и я сам не стану таким, каким был раньше. Я чувствую уже сейчас. Вера в правый закон и справедливость медленно угасает внутри меня, как тепло собственного тела под действием холода. Да и стоит ли возвращаться? Главное — выйти к Евфрату. А там посмотрим...».

«Каждый может трактовать законы в свою пользу, если у него имеется достаточно власти».

Эти слова отчетливо врезались в память. Отпечатались на ней, словно клеймо на шкуре быка. И теперь их не выведешь даже каленой бронзой. Не смоешь водой и не забудешь. Они остались со мной. Навсегда.

«Мира, существовавшего доселе в моем представлении, больше нет. Мира порядка, закона и справедливости. Ночь спустилась на него, и землю окутал мрак. Боги покинули его и не могут оказывать помощь. Они не вершат суда. Не разрешают споров. Ночь укутана тьмой».