— Да уж, это точно, — угрюмо произнес Хазин, смотря на меня слегка затуманенным взглядом. — Я тоже не задержусь в Вавилоне, если вообще доберусь до него. Выйду из этой проклятой пустыни к Евфрату, а потом двинусь на север в сторону Мари и дальше, в Урарту[66]
.— А почему сразу не отправился туда? Из хеттских земель до владений Урарту не так далеко. Зачем делать такой крюк?
Хазин угрюмо посмотрел на меня сонными глазами, которые начали слипаться:
— Я же должен был купить кедр в Ханаане, чтобы продать его втридорога урартийцам. Обдирать жителей гор, как липку, то еще удовольствие, — он зевнул.
— Вижу, ты устал, — участливо произнес я, сам ощущая вновь накатившую слабость, — быть, может, тебе отойти ко сну? Да и мне рана все еще не дает покоя.
— Наверное, ты прав, Саргон, — снова зевнув, ответил Хазин, — самое главное мы уже обсудили, а попировать успеем и завтра. Даже больше скажу — мы просто обязаны попировать завтра, — он откинулся на подушки.
— Тогда до встречи, — вставая, ответил я, — еще раз благодарю за столь вкусный ужин. И рад, что мы договорились.
— Может, все же продашь мне красавицу-нубийку? — пробормотал Хазин. — Дам даже шестнадцать мин.
— Это очень выгодное и щедрое предложение, но мой ответ прежний — нет. Прости, Хазин, эта девица мне дорога.
В ответ я получил лишь нечленораздельное бормотание.
Хазин развалился на ложе пузом к верху. Его жирный подбородок сверкал в пламени треножников. Когда я подошел к выходу из шатра, он уже громко храпел.
«
Выйдя наружу и получив обратно свой меч, я двинулся к нашей палатке в приподнятом настроении. Основную задачу я выполнил. Это даже оказалось проще, чем я предполагал. Теперь у меня есть в запасе пара дней, чтобы придумать, как обезопасить себя от Азамата. Единственное, что омрачало мне настроение, так это то, что я понятия не имел, как сообщить Бастет неприятную новость. Когда она узнает, что ей предстоит всю следующую ночь ублажать жирного караванщика, то непременно придет в ярость. А в гневе она страшна.
«
Я неспешно продвигался в сторону палатки, путь к которой мне освещала взошедшая луна. Ее серебряный диск ярко блестел на темном небосводе. Природа отходила ко сну, скрываясь за покрывалом мрака и тишины. Пальмы безмолвно стояли во тьме, а верблюды тихо посапывали под кронами. Добравшись, наконец, до нашей стоянки, я, ощущая общую слабость и тяжесть на животе, ввалился внутрь и рухнул на циновку.
— Как все прошло? — донесся голос Бастет.
— Великолепно, слава Шамашу, — довольно протянул я. — Они остаются.
— Рассказывай, — шепотом потребовала она.
— Завтра, — я не хотел начинать неприятный разговор, — с утра, я устал.
— Но... — стала было повышать голос Бастет.
— Послушай, — с моих уст сорвался стон, — я сейчас все равно не смогу ничего толком объяснить, ты же видишь. Самое главное — я убедил их задержаться на несколько дней. Остальное уже не так важно.
Я начал проваливаться в сон, когда услышал ее недовольный ответ:
— Ладно, но завтра ты расскажешь мне все!
— Безусловно, — засыпая, сказал я.
— Мой господин еще спит, — донесся до меня сквозь сон голос Бастет.
— Торговец Хазин очень просит прийти к нему, — послышалось заискивающее бормотание. Это явно говорил тот самый человечек, что провожал меня вчера к шатру караванщика.
— В чем дело, Бастет? — спросил я, садясь на циновке и мотая головой, пытаясь разогнать остатки сна. Она не болела, что свидетельствовало о хорошем качестве вина, выпитого накануне.
— Пришел человек господина Хазина, — ответила она, — с приглашением на завтрак.
Я с трудом смог сдержать смех.
«
— Передай, что я присоединюсь к его хозяину через несколько минут.
Послышались приглушенные голоса, а затем звук удаляющихся шагов. Бастет вошла в палатку.
— Видимо, этому жирному простофиле нужно общество для аппетита, — буркнул я, медленно поднимаясь.
— Так ведут себя многие богачи, — равнодушно пожала плечами Бастет, — они готовы кутить дни и ночи напролет.
— Значит, наш разговор откладывается на потом, — произнес я, мысленно радуясь этому.
— Не забудь о нем.
— С тобой забудешь, — буркнул я, выходя под лучи восходящего солнца.
Поправив волосы на голове и меч на поясе, я двинулся в сторону шатра Хазина, мысленно дав себе запрет употреблять слишком много пищи. Тяжесть на животе так до конца и не прошла, несмотря на то, что я вчера не так уж и много съел.