Клубок со змеями

Медленно, опираясь на меч, Бастет поднялась. Мне показалось, что стоит она не совсем уверенно. Слабый порыв ветра взметнул ее волосы, часть из которых прилипла к лицу, измазанному кровью, поэтому ей пришлось их убрать. Она медленно пошла на Азамата, слегка покачивая клинком, но не поднимая его выше пояса. Главарь разбойников внимательно следил за каждым ее движением, при этом сам оставаясь на месте. Как только Бастет приблизилась к нему на расстояние удара, она провела прием. Тот самый, которым я удивил ее при первой нашей встрече. Нубийка выбросила вперед руку с оружием, целясь в шею. Тот вальяжно собирался отбить простой, по его мнению, удар, но в последний момент его меч рассек лишь воздух, ибо рука Бастет, вооруженная клинком, уже шла вниз, а в следующее мгновение с лязгом врезалась в бронзовую пластину прямо у сердца. К сожалению, Азамат сумел-таки вовремя уйти назад, и меч нубийки вошел в плоть недостаточно глубоко. А уже следом самой Бастет пришлось отбивать яростный удар, метивший ей в голову. Клинок Главы шел прямо в ухо. В последнюю секунду она смогла отбить атаку. Лязг мечей взорвал тишину. Азамат, не задумываясь, нанес следующий удар, и Бастет вынужденно задрала руку чуть выше, дабы защитить голову. И вот тогда Глава полоснул ее клинком по кисти. Нубийка издала истошный крик, от которого все мое нутро сжалось и похолодело. Меч выпал из руки Бастет, блеснув в оранжевых лучах заходящего солнца. Теперь кровь лилась не только из разбитого носа, но и из мест, где раньше были пальцы — безымянный и мизинец. Азамат сильно ударил ее ногой в ягодицы, и она вновь повалилась на песок, на котором уже было столько крови, что мне становилось дурно.

— Полагаю, бой можно считать оконченным, — довольно произнес Азамат.

Издав сдавленный стон и сжав зубы, Бастет поползла в сторону выроненного клинка.

— Все никак не уймешься? — усмехнулся Азамат и пнул ее сапогом по ребрам.

От удара она перевернулась на спину и стала лихорадочно глотать ртом воздух. Кровь била ключом из ее правой ладони.

Азамат торжественно развел руки в стороны, словно полководец на поле битвы:

— Думаю, пора прекратить твои мучения, красавица.

Чудом восстановив дыхание Бастет, собрав все силы, что еще остались, рванула к валявшемуся на песке мечу и, сумев схватить его левой рукой, не поднимаясь, попыталась полоснуть Азамата по ногам. Но тот лишь подпрыгнул на месте и, приземлившись, сломал лезвие пополам.

— Вот и все, — холодно произнес он.

Тут я понял, что контролировать себя больше не могу. Какая разница? Меня все равно убьют. Так пусть это произойдет прямо сейчас. Я выхватил меч у засмотревшегося на побоище Тарару и, уже было собирался ринуться в круг, но в ту же секунду получил подножку и распластался на песке. Клинок юнца вернулся к своему хозяину.

«Отлично постарался».

Я сел и ощутил холодный металл, приставленный к горлу.

Азамат обернулся:

— А-а-а, да у нас тут герой!

Словно позабыв о Бастет, которая перестала двигаться и, как мне казалось, с трудом дышала, он двинулся в мою сторону, слегка прихрамывая на правую ногу. Подойдя вплотную ко мне, он присел на корточки.

Его глаза светились торжеством, злорадством и презрением:

— И как зовут нашего героя?

Я в бессильной злобе, молча, смотрел на него. Если у Пазузу есть человеческий облик, то никого лучше Азамата на эту роль не найти.

«Земляной лев. Поганый земляной лев!».

Тем временем Глава продолжал глумиться:

— Я знаю, как. Гильгамеш. У нас тут Гильгамеш, ребята!

Я ожидал взрыва хохота или нечто подобного, но разбойники хранили полное молчание. И от этого молчания становилось еще жутче. Еще страшнее. Они стояли, словно призраки, безмолвно наблюдая за торжеством своего демона-повелителя.

Азамат встал и, указав пальцем на лежавшую в луже собственной крови Бастет, язвительно пропел:

— Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,

Зрелость тела в дар подари мне!

Ты лишь будешь мне мужем, я буду женою!

Приготовлю для тебя золотую колесницу,

С золотыми колесами, с янтарными рогами,

А впрягут в нее бури — могучих мулов[1].

Азамат рассмеялся, и его демонический смех, наполнивший окрестности, заставил верблюдов нервничать поболее, чем стая голодных гиен.

Ветер усилился. Сумерки стали сгущаться над стоянкой караванов. Неподвижные и безмолвные разбойники, выстроившиеся кругом, жутко выделялись своими силуэтами в полумраке. Их накидки трепыхались на ветру. Руки лежали на ножнах. Словно призраки, они стояли на страже. На страже чего-то неведомого. А Азамат продолжал смеяться. И его смех гармонично вписывался в страшную картину, творцом которой выступал он сам. Смеялся, пока не обессилел.

Утерев глаза от выступивших слез, главарь разбойников молвил, уже более спокойно: