Клубок со змеями

Когда до берега оставалось пара десятков локтей, я обратил внимание, что все они не носят бород. Их лица были гладко выбриты, как у египтян. Но, в отличие от жителей долины Нила, хетты имели длинные волосы, спадающие прямо на плечи. Четверо воинов стояли с непокрытыми головами, крепко сжимая копья и подозрительно косясь на нас из-под верхнего края своих щитов. Хозяин плаща же носил круглую ребристую шапку, что еще больше выделяло его на фоне остальных. Признаться честно, я не совсем так представлял себе хеттов. Особенно непривычно было видеть их без бород, ибо мне казалось, что только египтяне их не носят. Да, Хазин тоже ее не имел, но тогда я не придал тому особого значения.

Когда мои ноги вступили на влажный прибрежный песок, я не смог сдержать вздоха облегчения — ассирийцы не сбросили меня в воду.

Сделав несколько шагов вперед, я натянул на лицо широкую улыбку и поднял правую руку в приветственном жесте:

— Доброго вам дня, и да хранит Шамаш ваш путь!

Мое радушие вдребезги разбилось о суровые и подозрительные лица хеттов, словно горшок о стену. Однако менять настрой я был не намерен.

— Вы говорите на аккадском?

Молчание продолжалось, нарушаемое лишь равномерным журчанием воды, да отдаленными голосами из хеттского лагеря. Наступившая тишина очень беспокоила меня. Присутствие двух ассирийцев за спиной впервые не вызывало опаски или тревоги. Наоборот. Вселяло уверенность. Однако я надеялся, что до боя дело не дойдет. Убрав оказавшуюся бесполезной улыбку, я терпеливо выжидал какой-либо реакции со стороны чужеземцев.

Наконец, спустя несколько томительных минут и пристальных взглядов, воин в ребристой шапке произнес на ломаном аккадском:

— Кто вы есть?

— Мое имя Саргон, — я вновь улыбнулся, но уже не так широко и приветливо, — под моим началом находится отряд из нескольких десятков человек. Полагаю, вам не помешает помощь.

Хетт резко вскинул брови, при этом сохраняя горделивую позу, скрестив руки на груди:

— Вы не ответили на вопрос.

«Кажется, пришла пора отложить любезности в сторону. С этим мрачным и самодовольным типом стоит вести себя осторожнее».

Я не видел, что происходит за моей спиной, но, судя по реакции рядовых воинов Хатти, мои спутники пришли в полную боевую готовность. Нужно было скорее разрядить ситуацию, иначе пылкий и жадный до боя нрав ассирийцев мог загубить весь замысел.

— Мы наемники, — спокойно ответил я. Представляться разбойниками было отнюдь не лучшей идеей.

— Откуда вы узнали о нас?

— О, слухи о похождении непобедимого войска царя Мурсилиса дошли и до наших земель.

Моя лесть подействовала на хетта также, как капля воды, которой пытаются тушить пламя — она испарилась в один миг, не оставив и следа своего воздействия. Вместо этого я получил еще один сухой вопрос:

— Где есть ваши земли?

Напряжение нарастало. Я ощущал неприятный холодок на затылке. И явно не из-за прохладного ветерка.

— У наемников нет земли, — я развел руками, — мы все из разных мест. Я, например, вон оттуда, — и указал пальцем в сторону западного пригорода.

Проследив за направлением моего жеста, хетт снова повернул голову ко мне и, на этот раз, я разглядел в его темных зрачках проблески заинтересованности.

— Вот… как… — задумчиво произнес он, — из Вавилона, значит, — хетт поднес жилистую руку к лицу и начал почесывать широкий подбородок.

Поскольку возникла угроза очередной продолжительной паузы, я решил действовать на упреждение:

— Могу ли я узнать, с кем имею честь вести беседу?

Хетт прекратил массировать подбородок и, чуть промедлив, представился:

— Хандаипата, — а затем величаво добавил, — командир второго отряда разведчиков.

— Так, это ваших людей мы видели возле лагеря прошлой ночью?

Мой вопрос заставил Хандаипату сильно нахмуриться. Он напрягся и опустил руки.

«Может, не стоило об этом говорить? В любом случае, уже поздно. Слово не птица…».

Хетт развернулся к своим людям. Четверо воинов, стоявших чуть позади, теперь выглядели слегка растерянными.

— Кто из вас, свиней[1], отправлялся в дозор?

Бойцы побелели, как соль. Видимо, для них дело приняло дурной оборот. Я и ассирийцы внимательно следили за происходящим.

После небольшой заминки, один из четверых, стыдливо поникнув головой, вышел вперед:

— Я, господин.

Хандаипата обнажил меч. Клинок с лязгом вышел из ножен и зловеще заблестел под лучами солнца.

— Ты опозорил не только меня и своего Владыку, да дарует Великая Мать[2] ему долгие годы. Ты опозорил саму Шавушку[3]! И нет тебе прощения за это!