Клубок со змеями

— Это осложняет дело, — мрачно добавила Бастет.

— Я бы не спешил так заявлять, но риск определенный есть. Пусть ассирийцы присмотрят за ним, дабы не сбежал или не наделал глупостей.

Она кивнула и отправилась к Тиглат-Атра и Джераб-Зайя, чтобы отдать необходимые распоряжения.

«Ну, а я пока поболтаю с тобой, мой старый знакомый. Кто бы мог подумать, что судьба сведет нас вместе снова, да еще и при таких обстоятельствах?».

Разумно предположив, что моя хижина теперь не подходит для уединенной беседы, я велел свести пленника в хибару, стоявшую напротив. Подхватив стонущего Тиридата под руки, разбойники потащили его в указанном направлении, при этом не особо церемонясь, волоча того по земле. Распахнув дверь покинутого жилища, они грубо бросили воина на бедняцкую циновку, прислонив спиной к стене. Войдя следом и быстро окинув взглядом внутреннее убранство, я пришел к выводу, что дом принадлежал горшечнику.

Справа от входа был небольшой деревянный стол, полностью уставленный небольшими глиняными горшками, а под ним маячили ровные ряды таких же глиняных кувшинов.

«Интересно, я не помню, чтобы среди моих соседей жил горшечник. Видимо, он поселился здесь после того, как я покинул Вавилон».

Кроме стола с утварью и циновки, в помещении находился табурет, примостившийся в правом дальнем углу. Рядом стояла небольшая лопата с полусгнившим черенком, а слева на стене висела белая рубаха. Обычное, ничем не примечательное, и скромное убранство жилища бедняка.

Я презрительно сморщил нос.

«Меня удивляет не то, что я долгие годы жил в этом дерьме, а то, что считал это нормальным! Быть может, стоит сказать Бел-Ададу спасибо, что так резко изменил мою судьбу? Ведь иначе я бы так и продолжал влачить жалкое существование пригородного мушкену и сейчас, вместо жизни предводителя разбойников, строил хижины за гроши таким же беднякам».

— Кажется, очухивается, — донесся до меня голос Гасана, отрывая от размышлений.

Тиридат с громким стоном открыл глаза и с ненавистью воззрился на нас. Шлем, слегка съехавший вперед на густые черные брови, лишь усиливал впечатление от ярости и гнева, застывших на лице.

Махнув рукой в сторону выхода, я произнес:

— Оставьте нас.

Гасан почтительно склонился:

— Уверены, господин? Быть может, подсобить?

Мой ответ прозвучал спокойно и холодно:

— Если что, я дам знать. Идите и будьте настороже. Мы все еще на вражеской земле.

— Слушаюсь, — вновь поклонившись, отчеканил мадианитянин и, кивком призвав остальных двигаться следом, вышел наружу, предварительно закрыв за собой дверь.

Я остался наедине со своим давним знакомым. Воин продолжал испепелять меня взглядом но, в отличие от ледяных и пронизывающих глаз ассирийцев, он не производил никакого впечатления. Судя по реакции Тиридата, он меня не узнавал. Оно было и не удивительно. Посмотри я на себя со стороны, сам бы пришел в ужас. Только сейчас заметил, как кровь, продолжающая течь из раны на лице, полностью пропитала азаматский доспех на правом плече. Вспомнив, что видел рубаху, висевшую у входа на стене, я повернулся к пленнику спиной, дабы осмотреть одеяние горшечника. Стоило мне это сделать, и я услышал позади едва уловимый шорох. Очевидно, пленник решил попробовать снять путы.

— Напрасно пытаешься освободиться, Тиридат. В данный момент тебе это ничего не даст, даже если осуществишь задуманное.

Как только я произнес его имя, возня на циновке тут же прекратилась. Усмехнувшись, я снял рубаху с крючка. Обычная одежда бедняка. Удостоверившись, что на ней нет грязи и толстого слоя пыли, я ухватился за воротник и потянул в разные стороны. Раздался треск разрываемой ткани. Не слишком прочной, но достаточно крепкой для того, чтобы приложить некоторые усилия. С учетом того, что моя левая рука была не способна выполнять полноценную нагрузку, пришлось немного попотеть. В конце концов, в каждой ладони у меня оказалось по одному большому куску. Отбросив один в сторону, я наложил второй на кровоточащую щеку, обмотав голову и закрепив повязку узлом под подбородком. Если бы не багровое пятно, тут же проступившее сквозь ткань, я бы походил не на раненого, а на человека, у которого разболелись зубы. Закончив перевязку, я повернулся к Тиридату. Вавилонянин продолжал смотреть на меня, однако теперь к злобе во взгляде прибавилось изумление.

Облизав пересохшие губы, он хрипло спросил:

— Откуда ты знаешь мое имя?