«
Воспоминания откатились на несколько дней назад, когда я еще не закончил строительство хижины.
Я окинул взглядом стену в поисках возможных изъянов. Не заметив ничего, повернулся к готовым балкам, сложенным рядом и уже собрался водружать их на крышу, как вдруг увидел Сему. Он плелся по дороге.
— Эй! — поприветствовал его я, вскинув над головой перепачканную в глине руку.
Но он не ответил.
Сему шел ссутулившись и опустив голову. С крайне мрачным выражением лица. Я сразу понял, что случилось нечто неприятное и, бросив балку на землю…
(«
…направился навстречу приятелю.
— Что с тобой? — спросил я, пытаясь заглянуть другу в глаза.
— А?
— Ты в порядке? Боги, да на тебе лица нет!
— Деньги, — прошептал он так тихо, что я с трудом уловил.
— Деньги? Какие деньги?
— Мои деньги, — он не поднимал головы, — все мои деньги.
— Успокойся. Знаешь что, давай-ка присядем. Пить хочешь?
Сему помотал головой. Я подвел его к скамейке, пристроенной к хижине. Он грузно опустился на нее, словно мешок с пшеницей. Я присел рядом.
— Рассказывай, давай.
Потребовалось несколько минут, чтобы Сему сумел хоть частично справиться с оцепенением. Я терпеливо ждал, пока он не заговорит, участливо посматривая на приятеля.
Солнце заливало округу приятным оранжевым светом, готовясь продолжить путь в сторону заката. Люди сновали туда-сюда по улице, ведущей к Западным воротам, полностью погруженные в свои заботы и не обращали на нас никакого внимания. Где-то неподалеку куковала горлица[1].
— Я не говорил тебе, что копил? — внезапно спросил он.
— Серебро? — уточнил я.
Сему едва заметно кивнул:
— Да.
— Нет, не говорил.
— Ну… это… я копил, — хмыкнул друг. — Даже больше. Я продолжал копить… как… это… делал до меня мой отец, а до него мой дед, — он поднял голову. В глазах стояли слезы. — У нашей семьи есть мечта… точнее,
Я не стал его подгонять, решив, что Сему сам продолжит. Даже горлица на время прекратила куковать, будто заинтересованная в истории торговца зерном.
Так и случилось. Через минуту он возобновил рассказ.