Клубок со змеями

— Без этого никуда. Командир стражи, прибывший на место преступления, обязан присутствовать на заседании в качестве свидетеля. Его не вызов — еще больший риск, нежели тот, на который мы вынуждены были пойти изначально.

— Как же вы могли оправдать столь поспешное судилище ремесленника советом жрецов? Ведь ваш посланник оказался на месте слишком быстро.

— На процессе должен был выступить свидетелем наш человек, который подтвердил бы знатность происхождения жертвы, при этом не привлекая дело огласке. Якобы давний мой знакомый, живущий за чертой города. Узнав об обрушении хижины одним из первых он, не дожидаясь прибытия стражи, добрался до Эсагилы и сообщил грустную весть, — Бел-Адад притворно опечалился, — смерть забрала одного из незаменимых слуг Мардука к себе.

— Ариду?

Бел-Адад кивнул:

— Он самый.

— Его ты тоже убьешь?

Храмовый писец ответил не сразу. Несколько секунд он изучал меня своим взглядом, в котором теперь не читалось ровным счетом ничего. Ни сострадания, ни жалости, ни гнева. Только холодный расчет.

Наконец, его пухлый рот произнес:

— Если потребуют обстоятельства.

— Ты безжалостный ублюдок, Бел-Адад!

— Я пойду на все ради спасения Вавилона, — совершенно спокойно ответил писец.

— Зачем понадобилось это безумие с «преступлением государственного уровня», если смертный приговор мог вынести даже местный рабианум? — спросил я.

Бел-Адад на мгновение прикрыл глаза и поморщился.

Лицо скривила гримаса раздражения:

— Саргон. Вот в какие-то моменты у тебя появляются проблески ума. В остальном же — туп, как дерево.

— Не теряй времени на это представление!

Бел-Адад слегка удивился:

— Представление? Вот, значит, как? Ну, раз ты такого мнения обо всем этом, то времени достаточно, чтобы закончить выступление на той ноте, на которой я посчитаю нужной. А насчет суда старейшин — это не тот способ, что был необходим. Нам следовало провести быстрый и закрытый процесс, привлекая как можно меньше лиц, дабы не мешкая приступить к завершающей части плана.

Как ни был омерзителен мне этот человек, я не мог не признать, что ум его чрезвычайно остр. Хоть и способен на ошибки.

«Надеюсь, следующая для него станет роковой. Поганый змей!».

— Что стало с Сему?

— Тебе и вправду хочется это узнать, Саргон?

— Хватит! Говори!

— Если настаиваешь. Во время твоего допроса тем командиром стражей, он вернулся к себе домой, как мы с ним ранее договаривались. Под крышей собственного жилища его уже поджидали мои люди. Там и ему, и прекрасной Анум перерезали горло, а потом закопали в своем же тайнике для денег. Как видишь, он обрел себе новый дом совершенно бесплатно, — писец внимательно посмотрел мне прямо в глаза, — не уж то ты и впрямь рассчитывал, что я оставлю их в живых, а тебе позволю разгуливать на свободе? Столько свидетелей разом! С мертвых спросу меньше. Я могу быть абсолютно уверен в том, что они никому ничего не расскажут. Никогда. А с командиром стражи я как-нибудь разберусь, если он продолжит совать нос, куда не следует. Хоть мне и не особо хочется рисковать убийством такого высокопоставленного человека, но крайние случаи могут потребовать крайних мер.

— Будь ты проклят, Бел-Адад, — тихо произнес я.

«Даже не знаю, что хуже — умереть в неведении или узнав такую правду!».

— Ваши смерти не станут напрасными, — будто не слыша моих слов, продолжил храмовый писец, — хоть мне и пришлось преждевременно остановить деятельность в Западном пригороде, засеять в почву семена будущих волнений я успел предостаточно. Осталось только подтолкнуть мушкену к мятежу, и тогда царя некому будет защищать. Пока городская стража занимается подавлением восстания, мы совершим переворот.

— И ради этого дерьма ты убиваешь невинных людей!

— Я делаю это для будущего Вавилона, — холодно отрезал Бел-Адад, — только это имеет значение. И если ради процветания Междуречья мне потребуется убить еще столько же невинных — я сделаю это без колебаний.

— Безжалостный змей! — рявкнул я, ударяя кулаком по медным прутьям решетки, не обращая внимания на липкую мочу.

Не дрогнув лицом, храмовый писец сделал пару шагов назад, вступая в сумрак коридора подземной темницы:

— Я вижу, дальнейший разговор не имеет смысла. Ты утратил способность здраво размышлять.

— Скользкая, поганая тварь! — мой голос сорвался на хрип.

— Можешь орать, сколько вздумается, Саргон. Моя встреча закончена, — бросил Бел-Адад, разворачиваясь, чтобы уйти. — Да хранят тебя боги в твоем последнем пути.

Он полностью растворился во мраке, и вскоре его шаги стихли вдали, оставив меня в полной тишине, если не считать вялое потрескивание факелов. Закрыв глаза, я прислонился лицом к холодным прутьям темницы, ощущая, как груз отчаяния и одиночества начинает продавливать плечи, вынуждая опускаться все ниже и ниже…

[1] Этимму — в шумеро-аккадской мифологии духи, не находящие покоя; души умерших, не погребенных надлежащим образом.