Клубок со змеями

— Лучше воды принеси.

Она снова хмыкнула и, ничего не ответив, вышла из палатки.

«Какая же ты вспыльчивая, Бастет. Горячая. Настолько горячая, что можно обжечься, если не знать как с тобой обращаться. Словно огонь. Огонь…».

Неожиданно для меня самого, мысли о Бастет плавно перетекли в совсем другое русло. Все больше и больше я начинал думать о ней не как о невольной спутнице, которая поможет мне выполнить поручение Азамата и, возможно, изменить мою жизнь. Я стал думать о ней, как о женщине. Грациозной. Красивой. Желанной. Бастет не походила ни на одну из тех жриц любви, что я видел в храмах. И уж тем более на трактирных шлюх. Было в ней нечто особенное, помимо бурного нрава. И тем сильнее становилось желание провести с ней ночь. И совсем не в качестве полубольного калеки.

«Да, Саргон. У тебя целая гора проблем. Побольше, чем куча навоза во дворе богатой усадьбы. Мало того, что ты угодил в лапы разбойникам, до конца не придумал как извлечь выгоду из этого, при этом сохранив собственную шкуру, так теперь еще и гиена, можно сказать, оттяпала руку, а ты лежишь и думаешь о любовных утехах с прекрасной нубийкой. Нашел время, ничего не скажешь».

Вошла Бастет с полным кувшином воды и прервала мои приятные (и не очень) размышления.

— Держи, — она поднесла сосуд к моему рту и помогла сделать несколько глотков.

— Спасибо, — поблагодарил я.

В памяти всплыли слова одного вельможи о том, что богатство слаще воды.

«Плюнуть бы тебе в морду».

— Что ты там делала снаружи? Звук был такой, словно кузнец работает.

— Жир готовила.

Я недоуменно вскинул брови:

— Жир?

— Да. У животных есть подкожный жир, который можно достать с помощью прессования. Поскольку ничего тяжелее ведра у меня под рукой нет, пришлось использовать его, — она добавила через паузу, — многократно.

— Но зачем тебе животный жир?

— Мне ни к чему. Это для тебя.

— Не понимаю.

— Насколько ты знаешь, я довольно долго жила в Та-Кемет[1], — начала пояснять она.

— Та-Кемет? Где это?

— Египет.

— А. Странное название.

— Так называют его местные. Черная земля.

— Понятно.

— Так вот, проживая в Та-Кемет, я кое-что усвоила из египетского врачевания. Если втирать жир в рану, то она заживет быстрее.

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь, — с сомнением в голосе ответил я, — не хотелось бы мне заразиться от этой твари чем-нибудь.

Бастет невесело рассмеялась:

— Если гиена была бешеной, то ты уже заразился.

— И что тогда?

— Умрешь дней через десять.

По моей спине пробежал легкий холодок:

— Выглядели они безумно.

— Возможно от голода, а не болезни, — Бастет виновато развела руками, — я бы могла прижечь рану, но не взяла с собой необходимых вещей, чтобы развести огонь. Кто знал, что они могут пригодиться.

Мне хотелось как можно скорее сменить тему, но не спросить я не мог:

— Скажи, я смогу снова двигать рукой?

— Гиена вырвала у тебя кусок мышцы и прокусила кость, но, каким-то чудом, не успела ее раздробить. Так, что рана затянется, кость срастется примерно через месяц, но…

— Но… что?

Бастет посмотрела мне прямо в глаза. Ничего хорошего в этом взгляде я не увидел:

— Забудь о тяжелой работе для левой руки.

Я облизал губы:

— Что ты имеешь в виду под тяжелой работой?

— Ничего весомее кубка с вином ты ею не поднимешь.

— Замечательно, — угрюмо произнес я, уставившись в потолок.

— Это лучше, чем совсем без руки.

— Но хуже, чем с двумя, — где-то внутри сознания снова шевельнулась та волна безразличия, что накатывала на меня в Вавилоне за несколько мгновений до казни. Пока еще далеко не такая большая, но она появилась вновь.

— Брось, — Бастет встала и потянулась, — я научу тебя орудовать клинком. Для этого достаточно и одной руки.

В ответ я лишь мыкнул нечто невразумительное.

— Хватит ныть, — тихим, но твердым голосом произнесла она, — лучше поспи. Не забывай, у нас завтра тяжелый день.

Я, молча, последовал ее совету, ибо думать о чем-либо еще больше не хотелось.

[1]Та-Кемет — древнеегипетское название Египта, относящееся к плодородным землями, орошаемым водами Нила, отличным от Дешрет — так древние египтяне называли безжизненные пески Аравийской и Ливийской пустынь.

15

Когда я открыл глаза, то с удовлетворением заметил, что, несмотря на общую слабость и боль в руке, голова полностью прояснилась. Это позволило мне спокойно все обдумать.

В палатке потемнело. Видимо, ночь была близко, а поднявшийся ветер заставлял умиротворенно колыхаться стенки шатра.