«Клубок» вокруг Сталина

Так или иначе, расследование перешло к активной разработке версии о внутренних врагах. О ней были информированы и крупные партийные работники. Об этом можно судить по выдержке из протокола закрытого партийного собрания Облисполкома, Ленсовета, Облплана, Ленплана, Дома Крестьянина, Комитета партийного и советского контроля, состоявшегося в декабре.

«КАСС (Ленсовет): Посмотрите, все бывшие оппозиционеры устроились на тепленьких местах, а мы прохлопали.

ИБРАГИМОВ (облисполком): Я не верю ни одному бывшему оппозиционеру, многих из них нужно исключить из партии, а террористов — врагов народа физически истребить. По-моему, преступление Зиновьева, Каменева и других руководителей оппозиции не меньше преступления Николаева, и всем им одна дорога».

Тут уже даже и не связывается оппозиционная деятельность с организацией убийства Кирова, а без каких-либо доказательств провозглашается равенство между ними по степени ответственности. Этим заранее оправдываются любые, даже самые суровые репрессивные мероприятия.

О настроениях среди некоторой части рабочих можно судить по следующему документу:

«В Смольный, в областной комитет ВКП(б)

Заявление

Прошу разрешить мне отомстить за вождя города Ленинграда, тов. Кирова… Мы должны охранять всемирных вождей и если нашего одного вождя убили товарища Кирова, то попавших к нам классовых врагов… прошу дать мне их расстрелять под охраной и я бы стал стрелять не одной рукой, а с двух и сразу же уложил двух как паразитов всемирного пролетариата, и всех бы я их перестрелял…

Я лично беспартийный рабочий, бывший член партии и работаю на заводе «Электроприбор»…

Рябов»

(орфография подлинника).

Увы, нельзя выяснить, насколько искренним был этот человек в своей лютой ненависти к «паразитам всемирного пролетариата», и за что его исключили из партии, уж не за принадлежность ли к оппозиции?

Однако крупные партийные деятели по своей прыти и требованиям террора перещеголяли даже этого рабочего. Вот что говорил Н.С. Хрущев на партактиве Москвы в июне 1935 года:

«…На предприятиях у нас были случаи порчи оборудования, в столовых отравления пищи. Все это делают контрреволюционеры, кулаки, троцкисты, зиновьевцы, шпионы и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».

Тут уже видится стремление все подряд, даже собственные огрехи и недостатки в работе, свалить на врагов, которые всем скопом именуются контрреволюционерами.

В то же время Троцкий возлагал ответственность за убийство Кирова на Сталина. Но это не было примитивное и бездоказательное утверждение того, что Сталин сам приказал организовать это преступление. Троцкий исходил из общей политической ситуации:

«Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности, вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование».

(Из статьи «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» — «Бюллетень оппозиции», 1935, № 41.)

Надо бы только заметить, что сам по себе терроризм возник и активно проявлял себя в политической жизни России задолго до Сталина, еще в XIX веке, а в революционные времена поощрялся и самим Троцким. Он приказывал беспощадно расстреливать, к примеру, отступивших бойцов Красной армии, а также выставлял сзади наступающих частей пулеметные отряды, которые должны были стрелять по своим, если они начнут отступать.

Однако дело не только в прошлом. Сейчас Троцкий лицемерил еще и потому, что старательно забывал недавнее прошлое. В эти тревожные годы еще до убийства Кирова он попытался перейти к террористическим действиям прежде всего против Сталина. Так что статья, отрывок из которой приведен, должна была служить еще и своеобразной «дымовой завесой», скрывающей подлинные замыслы Троцкого.

…С 1932 по 1939 год одним из секретарей и телохранителей Троцкого был француз Жан Ван Ейженорт. Последующие 30 лет он оставался консультантом архива Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Он написал книгу: «С Троцким в ссылке: от Принкипо до Койоакана».

Н.Г. Фельштинский — редактор-составитель и комментатор нескольких десятков томов архивных документов — писал о нем: «Трудно найти человека, ближе знавшего в те годы Троцкого».