Читаем Клудж. Книги. Люди. Путешествия полностью

Совсем близко от ковчегохранилища, буквально в полукилометре, есть кое-что такое, что запросто может быть истолковано, как наглядное доказательство если не сегодняшнего, то былого присутствия Ковчега. «Поле стел» напоминает декорацию для игры «Ангри бёрдз»: на небольшой поляне что-то вроде каменных щепок неодинакового размера – такая помеха для стрельбы по свиньям. Битва явно закончена – какие-то «щепки» уже рухнули и сложились, какие-то остались стоять. Их тут десятки. Все – очень древние, очень большие и очень высокие. Есть размером примерно как у мемориала «Москва – город-герой» на Дорогомиловской заставе, есть гораздо больше – c девятиэтажный дом. Есть и поскромнее, толщиной с фонарный столб.

Великие стелы Аксума – монолитные базальтовые глыбины с обработанными поверхностями, иногда увенчанные полумесяцами наоборот, то есть рогами вниз. Теоретически можно было бы расшифровать это как знак принадлежности к мусульманской культуре, однако, разумеется, стелы слишком древние, чтобы иметь отношение к мусульманам; ведь тогда мусульман просто не могло быть, правильно?

«Наука» датирует стелы VII веком до н. э. – на том только основании, что позже они якобы «не могли» появиться. При этом каким образом 27 веков назад можно было вырезать из базальта 30-метровую махину, объяснять берется мало кто. Вид существ, околачивающихся вокруг (да и сам облик соседней церкви Цион Мариам), говорит если не о родстве с исламом, то, по крайней мере, о знакомстве с его стилистикой.

Всерьез копать аксумский Манхэттен археологи стали в середине 1950-х – и обнаружили, что это только кажется, будто стелы стоят на земле: на самом деле – на пьедестале из огромных отесанных базальтовых плит. Внизу некоторых вырезана фальшь-дверь, дальше следуют «этажи». Аксум, можно сказать, рифмуется с Лалибелой: там – полые дома, выдолбленные в скале, тут – монолитные башни-дома, но имитационные, без полостей; то же, но шиворот-навыворот. Однако про Лалибелу хотя бы понятно, что такое тамошние «кьюрио»: молельные дома, культовые сооружения. С Аксумом и того нет.

Под стелами, между прочим, находятся искусственные катакомбы с дворцами, то есть это именно что верхние части айсбергов. Разумеется, эти айсберги – айсберги истории – постепенно тают; язык не поворачивается сказать «в океане времени», нет в Эфиопии никаких океанов. Многие стелы валяются на земле, есть разбившиеся. Самая большая, якобы принадлежащая царице Савской, покоится у фронтальной изгороди поля – огромная, колоссальная. Представьте растянутые мехи гигантского каменного аккордеона. Ему даже не нужно играть – музыка и так слышна; она транслирует непостижимое и потому звучит торжественно.

Зачем нужно было высекать из базальта не пригодные для жилья башни? Зачем было протыкать центр города исполинскими каменными «щепками»? Может быть, эти сооружения – мемориалы неким императорам, которые считали необходимым оставить о себе память потомкам? «Места обитания их духа»? Маяки? Каменные антенны? Ретрансляторы энергии? Поле экспериментов? Зачем их столько?

Столько и еще полстолько – в Аксуме есть еще одно «поле стел». «Как бы то ни было, – пишет один из посетителей, – они представляют собой историческое свидетельство архитектурных технологий, более совершенных, чем любое их изображение».

Очевидно только, что существовала какая-то сила, концентрация воли, настолько мощной, что смогла убедить обычных людей потратить колоссальные усилия, годы, десятилетия работы на производство и расстановку этих исполинов. Собственно, вот что они напоминают – гигантские силомеры. Бьешь молотом по пьедесталу – и датчик поднимается до определенного деления. Нет никакого сомнения, что в Эфиопии дремлет НЕЧТО, и, раз так, измерение этой силы требует особых приборов.

Оставляя в покое способности древних аксумитов добывать и обрабатывать камень, спросим лишь – как эти стелы воздвигали? В музее, что на дальней окраине поля, висит картинка: стелы везут на слонах. Посетители хлопают себя по лбу – ну как же, слоны! Как мы не догадались! Интересно вот только, сколько слонов нужно, чтобы сдвинуть с места 520-тонную стелу? 520? Попробуйте-ка запрячь в одну упряжку хотя бы десятерых, если, конечно, найдете их на Эфиопском нагорье. Грэм Хэнкок предполагает (и попробуйте назвать эту версию менее правдоподобной), что и тут не обошлось без Ковчега с его способностью уничтожать гравитацию.


Эфиопия никоим образом не является человеческим зоопарком, однако экзотика есть экзотика, население отличается от нашего, и пытаешься понять – нет ли возможности объяснить эфиопские головоломки особыми способностями населения, антропологией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лидеры мнений

Великая легкость. Очерки культурного движения
Великая легкость. Очерки культурного движения

Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.

Валерия Ефимовна Пустовая

Публицистика

Похожие книги