Клудж. Книги. Люди. Путешествия

– Ну как-то. Мне хорошо, – философски замечает Иванов, – я-то работал все время. В основном сторожем. Лучше всего было на бисквитной фабрике. Обшаривал сумки на проходной. Но тетки меня жалели и подкармливали: банка молока на ночь, орехи, вишня болгарская. Мне главное было – днем где поспать. И вот я жил невидимкой: узнал от кого-то, что есть комната, где девушка одна живет, украл на вахте ключ, она уходила днем, а я отсыпался у нее после ночных смен.

– И чего?

– Полгода ничего, а потом она меня застукала – чуть в обморок не упала.

В «Общаге-на-Крови» типично ивановский сюжет: как общага (парма, Чусовая, школа) перемалывает слабые личности – и обтесывает, ограняет настоящие алмазы. Выживает тот, кто идет своим путем до конца, но при этом разделяя общую судьбу и любя место, куда тебя занесло. Место Иванов, как всегда, запеленговал очень точно. Общага – идеальное, с точки зрения ментальности русского бытия, пространство – с житьем «по совести» и размытыми границами личности. Это и храм, и лупанарий, и обсерватория, и тюрьма, и университет, и деревня, и крепость.

– Так ведь, Лев, общага, не мудрствуя лукаво, – это и есть Россия, – растворяясь от смущения в облаке явовского дыма, говорит Иванов. – Странно, что никто из писателей не использовал эту метафору раньше.

– Смотрите, – вдруг говорит он. – Это Башня смерти; ходят слухи, что там при Сталине мучили и расстреливали. НКВД вроде там хозяйничало.

Я высовываюсь из окна, и встречный КамАЗ тут же чуть не сносит мне голову.

– На самом деле ее построили в конце пятидесятых, но это никого в россказнях не останавливает.

Я разочарованно закручиваю ручку стеклоподъемника.

– А вот тут мы вчера вечером, когда от вас из гостиницы ехали, мертвяка нашли.

Я ахаю и верчу ручку в обратную сторону.

– Сбил кто-то, он и валялся на дороге. – И тут же: – Джузи, ты кретин, нам надо было на эту улицу.

– Лелик, я только кручу баранку. Ты же сказал – прямо.

– Короче, сорок минут над ним стояли, – возвращается к теме Иванов. – Потом к ментам еще ездили. – И опять: – Джузи, но ты ведь знаешь: к музею – налево.

– Езди сам. Приехали.

– Единственное, что отличает наш музей в лучшую сторону от всех остальных провинциальных музеев, – отсутствие восковых фигур, – говорит Иванов и тут же задевает ногой рекламный щит, на котором написано: «Добро пожаловать на выставку восковых фигур». Он закусывает губу и хмурится, а после того как старуха на входе приветливо спрашивает нас: «Вы на восковые?», замолкает окончательно. Похоже, он довольно обидчивый.

В местном краеведческом музее сегодня (и всегда) дают мамонта, друзы (сростки) хрусталя и посох Стефана Пермского, которым в «Сердце пармы» епископ Иона треснул какого-то князька; есть здесь и комбинезоны лукойловских рабочих.

В галерее, ближе к концу экспозиции, Иванов оживляется и даже, в очередной раз усомнившись в способности Джузи к эстетическому восприятию, подтибривает шутку из «Географа»:

– Да он не отличает Тинторетто от амаретто. – И ко мне: – Помните фильм «Иван Васильевич…», когда они бегают по стенам Ростовского кремля и Бунша плюхается рядом со скульптурой какой-то? Такой типа заморенный, уставший, да?

– Ну.

– Так эта скульптура – пермский бог.

Пермские боги выставлены на самом верху. Существа удивительные – раскрашенные деревянные идолы (фигурки Христа) с характерными коми-зырянскими этническими чертами в лицах. Некоторые висят на крестах, многие сидят, в том числе в знакомой гайдаевской позе.

– Разумеется, это анахронизм, в Московской Руси их не могло оказаться, тем более в шестнадцатом веке – их делали с восемнадцатого. Так что это загадка – как они туда попали у Гайдая?

Такая же загадка есть и у самого Иванова: в «Сердце пармы» епископ Иона сжигает на костре именно этих языческих иисусов – а там дело происходит аж в XV веке.

– Пермские боги, разумеется, местный курьез, но, – поднимает палец Иванов, – не то чтобы копеечный. Когда в семидесятых в СССР привезли «Джоконду», единственное, что Лувр согласился взять в залог, были пермские боги.

Сверху, с лестницы, видны восковые Иван Грозный, Ермак и Екатерина. Интересно, скоро ли присоединится к этой компании худющий тип в жилете, серьезных очках, с залысиной и не то короткой бородой, не то запущенной небритостью.

«…Могу организовать поездки за город, каждая из них – на весь день, потому что все очень далеко», – писал мне Иванов в предуведомительном электронном письме, и не врал: парма – это прежде всего очень большие расстояния между совсем небольшими достопримечательностями. Мы едем четвертый час, и конца не видно.

– Пуговицы в ряд! После каждой строчки надо вставлять «пуговицы в ряд», – наставляет брата Иванов, только что купивший в придорожном кафе «Шахраз» 100-песенный диск «ВИА 80-х». Теперь он пытается проделать комический трюк с песней «У солдата выходной», или как там она называется. И от улыбок девичьих все пуговицы в ряд! – поет он.