Судя по количеству карет у главного входа недавно отстроенного дворца Воронцовых, гостей собралось немало. Угрюмый одноглазый кучер, которого Алексей откровенно побаивался, с поклоном открыл дверцу кареты. Молодой человек неуклюже выбрался, придерживая треуголку, чтобы ненароком не извалять ее в грязи, и двинулся вслед за Сен-Жерменом.
Настроение было отвратительным. Мало того, что Алексей не выспался после бессонной ночи, так еще и пришлось облачиться в нелепый наряд. Чего только стоили кафтан цвета спелой вишни, узкие панталоны и туфли на каблуке! Тугой воротник рубашки стягивал горло, а голову приходилось все время задирать кверху, потому что пышные кружева жабо лезли в рот. Но больше всего неудобств доставлял парик. Его Алексей согласился надеть, только когда Сен-Жермен пригрозил прибить эту «мочалку» к дурной башке. Парик все время съезжал набок, а голова под ним потела и чесалась. Всю дорогу молодой человек ерзал, пытаясь привыкнуть к необычному наряду, и почесывался. В итоге граф на него наорал и обозвал шелудивым. Алексей обиделся, но постарался как-то притерпеться к неудобствам. В конечном счете, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Носил же он дома узкие джинсы, в которые нужно влезать чуть ли не с мылом — тоже не самая удобная на свете одежда.
— Балы — не просто часть жизни российского дворянина, — рассказывал Сен-Жермен по дороге. — Это сама жизнь. Чопорное, церемониальное, строго регламентированное действо требует от гостей неукоснительного соблюдения этикета и весьма немалых материальных затрат. Дворянство буквально разоряется на нарядах из золотой и серебряной парчи, отделанных дорогим французским и испанским кружевом и драгоценными камнями. Но никому и в голову не придет отказаться от приглашения. И это не столько честь, сколько сословная обязанность. Того, кто пренебрегает обязанностью, могут ждать неприятности. А уж на карьере его точно можно поставить крест.
Фасон и цвет костюмов на балу нередко определяет сама императрица Елизавета специальными указами. Дамам строго-настрого запрещается одеваться и причесываться так, как это делает сама императрица. Ослушниц Елизавета может и наказать — собственноручно обрезать «неправильно» причесанные волосы, сорвать отделку или цветок с груди.
А танцы! Они требуют не только хорошего знания последовательности фигур, запомнить которые непросто, но и прекрасной физической подготовки, элегантности и изящества движений. Ошибка в танце, неловкое или некрасивое движение могут стоить дворянину карьеры. К счастью, вам это не грозит. Вы же делать карьеру при дворе не стремитесь, но если хотите избежать позора, лучше держитесь в тени. Хотя совсем не танцевать на балу, пожалуй, так же предосудительно, как и танцевать плохо. Дозволяется это только старикам и увечным.
Сен-Жермен покосился на высокого, широкоплечего и как-то по-звериному сильного спутника и усмехнулся.
Лекция графа настроения не улучшила и уверенности в себе не прибавила. Поднимаясь по широкой лестнице, парень думал, что, наверное, с большим удовольствием подрался бы еще раз с зомби. Предстоящее испытание пугало, и он лихорадочно пытался вспомнить все, что знал о балах, приемах и других светских развлечениях. Вспомнить удалось крайне мало — в учебниках истории об этом ничего не говорилось, а сцены из фильмов, с трудом извлеченные из памяти, были какие-то невразумительные и малоинформативные.
Слуга в богатой ливрее и длинном парике с поклоном открыл гостям дверь, и они оказались в большом холле. На Алексея буквально обрушился шквал запахов и красок. Яркий свет множества свечей, сверкающий блеск бриллиантов, пестрые наряды и позолота на мебели — от всего этого разноцветья закружилась голова. Картинка расплылась, утратила краски, став почти черно-белой. Молодой человек потряс головой, и наваждение прошло. Но остались запахи. Густой аромат благовоний и плавящегося воска свечей, казалось, пропитал здесь все. И еще запах человеческих тел, такой пряный и будоражащий.
Накатила тошнота и злоба, захотелось либо сбежать, либо кинуться на эту раздражающую толпу и рвать ее в клочья. У Алексея возникло ощущение, будто глубоко внутри его сущности ворочается огромный и злобный зверь. Зверю тесно, он стремится вырваться на свободу, рвет когтями душу и утробно рычит. Парень в ужасе шарахнулся к двери — такого раньше с ним никогда не было. Сен-Жермен обернулся, бросив на молодого человека обеспокоенный взгляд.
— Алексей, вам плохо? — В голосе графа звучала искренняя тревога. — Что случилось?
«И верно, что?!» — подумал молодой человек и попытался взять себя в руки. Он прикрыл глаза и, стараясь дышать через рот, пробормотал:
— Не знаю, как-то не по себе… Пройдет сейчас… Людей здесь много.
— Людей?! А вы кого рассчитывали увидеть? — фыркнул граф. — Соберитесь!