Клык и коготь

– Я думаю, что это настолько важно, что стоит даже визита в Перводень, – сказал Шер.

– Ну, что ж, хорошо, – сказал Даверак. – Приходите повидаться вечером. Приходите на обед. Но я предупреждаю вас, что не имею намерений поменять мое решение.

Затем начались танцы. Прием продолжался, пока небо не начало светлеть, и, покидая его, все согласились, что это было лучшее развлечение в Ириете за последние много месяцев.

57. Третье смертное ложе и шестое признание

Настал Перводень, и в привычном распорядке жизни утром Себет сопровождала бы Эйвана в церковь. Там она бы совершила публичные обряды, и хотя ее тайные молитвы весьма отличались от общепринятых, кроме нас, об этом не знал никто. В этот же Перводень, одиннадцатого числа Глубокозимья, за день до Второго Слушания дела Эйвана в суде, она нарядилась, будто идет в церковь, в строгий темно-синий берет, отороченный белой овчиной.

– Ты знаешь, где твой молитвенник? – спросила она. – Я ухожу.

– Я почти готов, – проворчал Эйван.

– Я сегодня не иду с тобой, – сказала она, поправляя беретку, которая в этом не нуждалась.

– Ты не идешь в церковь? – спросил Эйван, завертев от удивления золотистыми глазами.

– Не сегодня, – сказала Себет тоном, который она выработала для завершения дискуссий.

Эйван закрыл пасть. Раньше она всегда ходила с ним в церковь, с тех пор, как они стали жить вместе. Они никогда не говорили о религии, но она отметила его забавный выбор священника, прославившегося краткостью своих проповедей. Он старался не показать, что занервничал.

– Увидимся, – сказала она и оставила его глазеть ей вслед.

Она знала, что он не станет за ней следить. В этом она Эйвану доверяла. Они уже долгое время придерживались достигнутого понимания.

Снаружи было очень холодно. Твердый снег скользил под ее лапами. Она поспешила к реке, дыша неглубоко и сожалея, что согласилась на уговоры Преподобного Калиена. Его душа, думала она, его душа может быть спасена для новой жизни или навсегда сгинуть. Если она может сделать что-то, чтобы спасти ее, каким бы плохим он ни был в этой жизни, какую бы кару он ни понес в новой жизни, она должна помочь. Он умирал. Это его последний шанс.

Дом Телсти в Юго-Западном квартале смотрел фасадом на реку. Она почти удивилась, что еще помнила дорогу к дому. Много лет Себет его избегала, намеренно выбирая другие улицы, если приходилось идти в этот район по делам. Она не бывала здесь с тех пор, когда была еще драконицей, едва вышедшей из-под опеки няни. Дом выглядел немного меньше, немного потрепанней, на рамах окон и косяках дверей непривычно было видеть снег, зимой она здесь никогда не бывала. Себет буквально вернулась в свое прошлое. Еще не поздно остановиться. Но Преподобный Калиен так много для нее сделал. «Ты должна сделать это для него, – сказал он. – Ну что такое час или два для тебя, чтобы попытаться спасти его душу? Ты не простила, но он умирает, а как же его душа? Подумай о его душе! Тебе ничего не будет стоить эта попытка». Не ради себя и не ради ее отца, а ради Калиена она постучалась в дверь.

Открыл незнакомый слуга.

– Ваше имя? – спросил он достаточно вежливо, но холодно. – Высокородный Телсти нездоров, и в доме переполох. Я даже не знаю, сможет ли кто-нибудь принять вас.

– Себет, – сказала она. – Высокородный Телсти передал, что хочет меня видеть.

Она все еще не знала, по каким каналам он передал то, что пришло к ней через ее священника.

Слуга посмотрел на нее иначе, как бы оценивая. Она не поняла, узнал ли он ее имя или просто отреагировал на отсутствие титула и семейного имени. Она была одета как уважаемый клерк, каким и была в действительности. По ее виду ему ничего заключить не удалось. Она видела, что его глаза зацепились за следы на ее крыльях, где когда-то она носила легкие путы.

– Ожидайте, я спрошу, – сказал он и, оставив ее одну в прихожей на поверхности, сам поспешил вниз. Бежать уже поздно, строго сказала себе Себет. Слишком поздно. Не надо было дать себя уговорить. Какое ей дело до того, что он умирает?

Слуга вернулся.

– Сюда, пожалуйста, – сказал он.

Следуя за ним, она впервые подумала, что может встретить братьев и сестер, дядей и кузенов, что не только умирающего дракона она пришла повидать. Если она затянула с этим визитом и он слишком плох, чтобы увидеться с ней, она немедленно покинет дом.

– Благородна Себет Телсти, – провозгласил слуга странное для нее и в то же время знакомое имя. Значит, он узнал ее. Она прошествовала мимо него, будто и правда Благородная, какой была по рождению.

Это была спальная пещера со сводом из простого камня. Он лежал, неудобно свернувшись на своем золоте. Пластины чешуи уже начали опадать, времени ему оставалось совсем немного. Его глаза, некогда великолепно- голубые, выцвели, а ее – оставались голубыми. Глаза встретились, когда она ступила внутрь пещеры и встала совершенно неподвижно.

– Себет, дочь моя, – сказал он, и слуга удалился.