Клык леопарда

– Я так и предполагал. Если честно, это одна из причин, почему я отправил его с вами. Он яро верит в Ардуину, и я подумал, что вам, господа, не помешает хотя бы немного понять фанатизм, который движет этими людьми. Это не просто бандиты, с которыми вам доводилось иметь дело раньше. Это – фанатичные последователи жестокой религии, которая не терпит никаких возражений и никакого вмешательства. И которая жестока даже к своим самым ревностным последователям.

Сделав глоток вина, Марк пристально посмотрел на собеседника поверх края чаши.

– И тем не менее ты готов открыто противостоять, несмотря на многочисленные угрозы?

Канин пожал плечами.

– Что еще мне остается? Если я сложу оружие, то тем самым признаю свое поражение. Тем самым я опозорю себя не только в глазах сослуживцев, но, что еще хуже, в своих собственных. Сомневаюсь, что я смог бы жить с этим позором дальше. Но давай пока не будем обсуждать эту тему, даже самую малую возможность такого. Как я понимаю, ваш поход в лес оказался удачным? – Он поднял руку, предвосхищая ответ. – Нет-нет, я понимаю, ты не имеешь права посвящать меня в подробности. Я просто хотел спросить, доволен ли ты вашим успехом? И оправдал ли Араб мое доверие?

Марк Трибул с улыбкой поднес чашу к губам.

– Еще как! У меня есть все основания быть благодарным ему за то, что он не выпустил в меня стрелу, когда я случайно оказался у него на пути, а он охотился за диким кабаном.

– Вот как? – удивился Квинт. – Считай, тебе повезло. Он не из тех, кто торопится выпустить стрелу, но уж если это делает, то всегда попадает в цель. Похоже, в тот момент Ардуина улыбнулась тебе.

На этот раз Марк не заметил на лице своего собеседника даже тени улыбки.

Оба трибуна прошествовали сквозь группу собравшихся в комнате центурионов с видом тех, кто давно утратил дружеские чувства, даже если таковые когда-то у них имелись. Скавр на минуту задержался в дверях с чашей вина в руке, прислушиваясь к разговорам.

– Приятно, однако, выпить приличного красного вина, а не той мерзкой кошачьей мочи, которой нас потчуют с тех пор, как мы…

– Я слышал, их было четверо и все как один разинули рты, как будто увидели толстый солдатский член…

– Он выложил сотню золотом за какой-то меч? Если хочешь знать мое мнение, этот молокосос…

Два примипила шагнули вперед и дружно рявкнули на своих офицеров, требуя тишины. Дождавшись, когда гул голосов стихнет, Рутилий Скавр произнес:

– Вольно!

Трибун Беллетор стоял рядом с ним, с трудом скрывая свое недовольство. Не обращая внимания на строгий взгляд примипила, Юлий наклонился к Марку и шепнул ему на ухо:

– Посмотреть на их примипила – так можно подумать, что он потерял золотой, а нашел медный четвертак. Я слышал, Скавр указал ему, где его место…

Между тем Рутилий обвел присутствующих решительным взглядом и заговорил снова:

– Центурионы, как хорошо, что вы все собрались в одном месте. Если мы хотим действовать сообща, то должны сломать кое-какие барьеры, какие обычно разделяют легионеров и ауксилариев. Я считаю, что эти барьеры ведут к взаимной неприязни и в результате к тому возмутительному поведению, какое мы имели накануне вечером. Поведению, хочу напомнить вам, которое – если бы не вмешательство префекта Канина – могло привести к надругательству над достойной беременной женщиной, после чего наши когорты вцепились бы друг другу в глотки.

Скавр на миг умолк и обвел пристальным взглядом лица присутствующих офицеров. Примерно то же самое он несколько минут назад сказал и Беллетору, выразив свое разочарование тем, что центурионы легионеров до сих так и не выявили виновных. Даже Секст Фронтиний, оказавшийся вместе с Сергием в непривычной для себя роли миротворца, в частном разговоре заметил, что сам он нашел бы зачинщиков менее чем за день.

– Мед и дерьмо, вот как надо действовать. Тут помягче, здесь пожестче, – сказал Фронтиний. – Награда тем, кто выдаст ублюдков, и наказание всей когорты, если они не образумятся.

Домиций Беллетор стоял рядом со Скавром в каменном молчании, пока его сослуживец объяснял центурионам, какие совместные действия он задумал. Рутилий указал на карту на стене главного зала базилики, которую он попросил специально для этого вечера, причем с такой подчеркнутой учтивостью, что прокуратору Альбану не осталось ничего другого, как согласиться. Представитель гражданской власти стоял чуть в стороне, явно недовольный тем, что в здание, где он привык быть полноправным хозяином, набилось сразу столько военных.