Клыкастые страсти

И глядя в ночное небо, шпион посылал проклятия богам, которые создали его — слабым. Не таким сильным, как эта сучка Леоверенская с вечно задранным носом. О, если бы у него была хотя бы пятая часть ее силы!

Он смог бы занять подобающее ему положение. И даже его имя произносили бы с подобающим благоговением. Никто не смел бы ему тыкать. Или подсмеиваться.

Шпион ненавидел, когда над ним смеялись. Даже невинные дружеские шутки вы-зывали у него приступ ярости. С самого детства. О, он хорошо это скрывал. Но каждая улыбка вызывала в его душе всплеск ярости.

Какое-то время назад шпион был почти счастлив. Ему казалось, что — вот. Его за-метили. Поняли, что он не такой, как все остальные. И наконец-то он займет причитаю-щееся ему место. И сможет отомстить всем своим врагам.

Но — нет. Не дано.

Оказалось, что есть кто-то и сильнее. Увы.

Но не стоит унывать.

Если все пройдет удачно, он получит не просто деньги. Он получит власть. Власть над жизнью и смертью людей. И сможет ее удержать. Ему обещали всяческую поддерж-ку. И он будет послушно служить своему господину.

При мысли о Господине по телу шпиона пробежала дрожь.

Далеко не все вампиры одинаковы. Господин был… единственным и уникальным. И — прекрасным. Шпион мечтал когда-нибудь встать если и не вровень с ним, то хотя бы на ступеньку ниже. Он восхищался Господином.

Его жестокостью. Безжалостностью. Изобретательностью в наказаниях.

Шпиону ужасно нравилось участвовать. И самому наказывать провинившихся вампиров и оборотней. Нравилось ощущение податливого тела под руками, нравился звук, с которым кнут врезается в израненную плоть, нравился запах и вкус крови на языке, на самом кончике языка… Крики боли звучали музыкой для его языка.

Тот, кого он хоть однажды наказывал, уже не смеялся в его присутст-вии.

О это восхитительное ощущение своей власти и силы…

Как люди могу не понимать его? Не ощущать удовольствия от своего превосходст-ва? Не испытывать острое, почти оргазмическое наслаждение, видя, как твой враг, не-давно такой гордый, ползает в пыли у твоих ног и умоляет не причинять ему больше бо-ли.

И какое наслаждение качать головой, глядя в налитые кровью и болью глаза.

«Ты смел улыбаться, глядя на меня… Теперь улыбаюсь я. И только я».

Восхитительное ощущение.

О, проклятие!