Епископ несется вслед за мной. Я вскакиваю на ноги и пытаюсь парировать его выпады. Меч Шрухана гулко ударяет по моему клинку. Звучат удары, в воздухе пляшут искры. Оружие противника покрылось зазубринами и согнулось в нескольких местах. Но это не мешает жирдяю и дальше столь эффективно обходиться с мечом. Еще один взмах толстой ручонки, и я повторно проезжаю по холодному полу. Ударяюсь затылком о стену. Перед глазами плывет какая-то волнистая муть красного цвета. Поднимаюсь с трудом, пинком отшвыриваю священника. Но это мне только кажется. Удар, от всей души подаренный пузу Шрухана, всего-навсего отталкивает его на полметра от меня. Толстяк ухмыляется и вновь атакует. Я рефлексивно отбиваюсь, прижавшись спиной к настенной занавеси. Да этот тип сделан из железа! Не могу поверить: дрянной поп из варварского мира меня уделывает как младенца!
После следующего удара опять в бессилии опускаюсь на холодный камень. Это выше моих возможностей. Толстяк не человек. Он даже не оборотень — с таким я тоже бы справился. Он — какая-то машина.
Краем глаза вижу, что Ходжа тоже не в духе. Мелкий монашек оказался невероятно тренированным бойцом. Прислужник епископа бешено вращает алебардой и теснит лисоборотня к окну. Из-за небольшой длины клинка Наследиев не может нормально защищаться. Он пятится и вертит головой. Я его знаю — ищет какой-нибудь выход из ситуации. Но все-таки странно. Каким образом местным святошам удается противостоять профессиональным оборотням-оперативникам? Это неправильно! Всякие монахи-священники должны неистово молиться в скитах, а не рубиться топорам и прочими орудиями убийства.
Самым довольным среди нас является король. Эквитей шутя отбивает все выпады Гримуза. Шаг за шагом он все ближе подходит к своей победе. Отставной начальник стражи уже получил ранение в бедро и тяжело отступает, вяло отмахиваясь от правителя мечом и тонким кинжалом. Совершенно не похож на знатного рыцаря. Судя по манере и быстроте фехтования, этот отставной товарищ явно занимал пост, который был ему не в пору.
— Вот тебе, предатель, — фыркает монарх и вонзает меч точно в солнечное сплетение врага. Гримуз что-то шепчет и плюется кровью.
Снизу доносится громкий протяжный стон. Утробно, медленно и очень страшно. Это звучит словно бы из пола, но откуда-то издалека. Словно под замком во сне повернулся кто-то очень большой и застонал спросонку. Здесь замешана какая-то мощная магия. Возможно, связанная с Творцами, но возможно, что это деяния местных волшебников.
— Не убивай, — просит Гримуз. Он стоит на коленях перед Эквитеем и молит его о прощении. — Я жить хочу. Не убивай, король…
Странный стон вторит его мольбам. Словно бы два голоса — тонкий человеческий, Гримуза, и пугающий потусторонний полустон-полурык.
Монарх ошеломлен. Он опускает клинок и отходит от начальника стражи.
— Что за демонщина? — ругается Эквитей. — Что это творится в Преогаре?
Шрухан вдруг оставляет меня и бросается к Гримузу. Он воздымает над раненным руки и гаркает какое-то заклятие. Меч лежит в его ладони словно приклеенный. Толстые пальцы епископа разжаты и наливаются черным сиянием. Между ними проскальзывают едва видимые дымчатые змейки. Всем своим нутром я чувствую: колдовство крепчает вместе с усилением голоса Шрухана. От этой странной магии веет таким холодным злом, что мне перебивает дыхание.
— Его надо остановить! — ору монарху.
Да тот и сам понимает. Он хватает жирдяя за плечи и отшвыривает от раненного. Епископ ударяется о край стола, поднимается звон серебряных тарелок и кубков. Меч вылетает из пухлой ладони. Чернота в пальцах священника теряет насыщенность и пропадает. С невероятной прытью, для такой внушительной комплекции, Шрухан вспрыгивает на ноги, лишь слегка оттолкнувшись затылком от пола. Вот в чем его секрет — он колдун, притом наивысшего разряда. Потому жирный кусок ослятины умудрился так крепко меня отделать. Оборотни не слишком в ладах со стихийной магией. Кроме того, к сожалению, мы более чувствительный к колдовству, чем обычные люди. Даже у нас есть изъяны.
А Эквитей не теряет времени. Он отшвыривает свой меч и бросается на Шрухана с кулаками.
Я удивляюсь в очередной раз. Толстяк бился со мной не хуже Брукса Ликаскоса, лучшего легендарного фехтовальщика из всех героев Валибура. А с королем он ведет себя словно самый обыкновенный жирдяй-епископ. Ну, или самка демона фригидности в период зимней случки. А именно: выглядит мокрой безвольной тряпкой. В руках Эквитея епископ очень изменяется, при том в худшую для себя сторону.
Голова и руки болтаются при каждом ударе. Полное лицо почти мгновенно еще больше опухает от розовых синяков. Легчайший крюк кулаком под дых сгибает Шрухана едва ли не в трое. А после моего удара ногой он даже не пискнул. В общем, мое уважение к Эквитею Второму становится все больше и больше. Молодец старикан! Ни чета мне, хиляку-оперативнику.
— Оп-ля! — радостно вопит кто-то голосом Ходжи.