Кн.5. Выбор. Рассказы

И вот сейчас дело было почти сделано. Толстяк уже оставил позади все осложнения, с которыми ему пришлось столкнуться, когда он торговался с Джемисоном, а также со старым вождем, его шаманом и загадочным белым человеком, живущим в джунглях. Все люди были загадочны, пока не становились известны их мотивы (каждая ситуация оставалась загадочной до тех пор, пока вы оставались в пределах ее правил). Но люди не могли принять того, что можно просто уйти, оставив позади неразгаданные загадки и сложные ситуации. Необходимо было иметь силу воли, чтобы решиться на это, и еще большую силу воли, чтобы не забивать себе мозги непродуктивными вопросами вроде: каким невероятным образом эта деталь попала в селение в Южной Азии? Кто этот белый человек в джунглях и почему его интересовала судьба этой детали? Почему вождь пришел к решению именно сейчас, спустя годы бездействия? Почему Джемисон, этот хитрец, отдал деталь за такую ничтожную цену? Почему никто не помешал толстяку и его спутникам при отправлении? И так далее, и так далее, до бесконечности.

Но толстяк не попался на приманку любопытства. Он знал, что тайна является прежде всего результатом отсутствия информации и что на все вопросы имелось лишь ограниченное число ответов, бесконечно повторяющихся и всегда банальных. Любопытство убивает. Необходимо лишь избавиться от всех соблазнительных проблем, привлекательных иррациональностей, и делать все в свое время — как он и поступал. Действительно, дела шли неплохо, и толстяк был доволен. Он хотел лишь одного — чтобы исчезла эта ворчащая пустота в его желудке и головокружение.

Улица Обезьян, улица Сумерек, улица Памяти. Какие странные названия выбирали эти люди! Или же это изобретение бюро по туризму? Собственно, это не имело значения, ведь он давно заучил свой маршрут и точно знал, куда ему нужно идти. Он не спеша шел через базар мимо связок сабель, корзин с зелеными и оранжевыми орехами, куч сала, серебрящейся на солнце рыбы, мимо кип хлопчатобумажной ткани, выкрашенной во все цвета радуги, мимо групп ухмыляющихся негров, колотящих в барабаны, фокусников и пожирателей огня, мимо человека, неподвижно сидевшего на земле и держащего на поводке гориллу.

Жара была необычной даже для тропиков, как, впрочем, и запахи — специй, керосина, древесного угля, растительного масла, навоза, а также звуки — незнакомый говор, скрип водяного колеса, мычание скота, громкий собачий лай, перезвон медных украшений. Были и другие звуки, которые нельзя было узнать, другие, совершенно непонятные сценки. Человек в черной чалме медленно делал глубокий надрез на бедре мальчика с помощью инкрустированного ножа, в то время как наблюдавшая за этим толпа хихикала. Пятеро мужчин сосредоточенно колотили кулаками по полосе рифленого железа, по их рукам текла кровь. Здесь можно было увидеть человека с голубым камнем в тюрбане, медленно выпускавшего кольца белого дыма.

Но больше всего его по-прежнему мучило головокружение, оно заставляло все предметы кружиться и падать влево, внутри образовалась пустота, как будто он потерял нечто важное и интимное. От бизнеса мало удовольствия, когда чувствуешь себя так скверно: надо нанести визит доктору в Сингапуре на следующей неделе, а сейчас нужно идти по улице Воров, улице Смертей, улице Забывчивости — черт побери их претенциозность — вниз по улице Лабиринта, улице Желания, улице Рыбы, улицам Завершенности, Орехов, Двух демонов, Лошадей. Оставалось лишь несколько кварталов до дома Ахлида. Ему в рукав вдруг вцепился нищий.

Самую маленькую монетку, о жалостливый, чтобы я мог прожить еще один день!

— Я никогда не подаю нищим, — сказал толстяк.

— Никогда?

— Да, это вопрос принципа.

— В таком случае возьми вот это, — и нищий сунул в руку толстяка сморщенный плод инжира.

— Зачем ты даешь мне это? — удивился толстяк.

— Это вопрос каприза. Я слишком беден, чтобы иметь принципы.

Толстяк двинулся дальше, зажав в кулаке инжир, не решаясь выбросить его, пока нищий мог его видеть. Голова у него кружилась, начали дрожать ноги.

Он проходил мимо будки предсказателей судьбы. Дорогу ему преградила древняя старуха.

— Узнай свою судьбу, о господин! Узнай, что с тобой будет!

— Я никогда не позволяю предсказывать свою судьбу, — сказал толстяк. — Это вопрос принципа. — Но тут он вспомнил нищего. — Кроме того, я не могу себе это позволить.

— Твоя цена в твоей руке! — сказала старуха. Она вынула инжир из руки толстяка и провела его в будку. Она встряхнула медный сосуд и высыпала его содержимое на прилавок. В сосуде было около тридцати монет разнообразной формы, цвета и размера. Она внимательно посмотрела на них, затем взглянула на толстяка.

— Я предвижу надвигающиеся перемены, — сказала она. — Я вижу сопротивление, затем уступку, потом поражение и победу. Я вижу завершение и вновь начало.

— Ты можешь говорить более понятно? — спросил толстяк. Лоб и щеки его горели. В горле пересохло, и было трудно глотать.

— Разумеется, могу, — ответила старуха. — Но я не стану этого делать, ведь жалость — это добродетель, а ты мне нравишься.