Обернувшись, девушка поняла, что лучше бы ей откусить себе язык. Перед ней стоял не ее учитель и наставник, как ожидалось, а незнакомый мужчина неопределенного возраста, седоволосый и сероглазый. Воплощение хмурой британской природы.
— Полагаю, Кларисса Уитенхэм, — проговорил он по-английски.
— Кто?.. — по-итальянски пролепетала Кларисса. — Кто вы?
— Лорд Генри Уоттон, — ответил ее земляк самым что ни на есть будничным, скучающим тоном. — Посланник его величества Якова Первого, короля Англии.
Кларисса готова была провалиться сквозь землю. Вот и произошло то, от чего ее постоянно предостерегал Уильям, — ее раскрыли! И кто — сам британский посланник! Боже праведный, и чего ради ей вздумалось перейти на английский?! Беспомощно оглядываясь, девушка искала глазами кузину, но Олимпия, судя по всему, была всецело поглощена обществом своего деверя и лишь, приветливо улыбнувшись, кивнула Клариссе. А Кларисса между тем уже ничего не понимала. Если это и есть обещанный Олимпией сюрприз, то сюрприз издевательский!
— И как вы только осмелились отправиться сюда? — произнес лорд Уоттон. — Разве в вашем разрешении на выезд не прописано черным по белому о том, что въезд и пребывание в Риме и на подвластных испанскому королю территориях подданным английской короны категорически воспрещаются?
— Но, — ответила Кларисса, — я приехала сюда навестить родственницу — кузину Олимпию.
— Только и всего? Вашу кузину? — осведомился посланник все тем же безучастным тоном, будто вел эту беседу в сотый раз. — А иезуиты, с которыми у вас состоялись здесь встречи? А британцы-католики, готовящие свержение нашего короля? Как быть с ними? Не говоря уже об обычаях папистов, которые вы успели перенять и собираетесь привезти на родину. Inglese italianato, и un diavolo incorporato! Англичанин, живущий в Италии, — воплощение дьявола. Поверьте, я знаю, что говорю, — решительным тоном подытожил лорд Уоттон. — Нет-нет, ваше пребывание в Риме, какими бы целями оно ни было оправдано, — вероломство по отношению к королю.
Внезапно Кларисса ощутила сильную слабость.
— Что будет теперь со мной? — едва слышно спросила она посланника.
Лорд Уоттон пожал плечами:
— Мне ничего не остается, как поставить в известность моего короля. Таков мой долг.
— Это означает, — Кларисса никак не могла себя заставить договорить вопрос до конца, — это означает, что меня ждет тюрьма?
Лорд Уоттон вздохнул:
— Видите ли, политика — великая неразбериха, а искусство ее состоит в том, чтобы обратить эту неразбериху во благо тем, кому служишь. Благодарите Бога за то, что кузина ваша владеет сим искусством ничуть не хуже короля Якова! — Он взглянул на нее своими серыми глазами, и в этот миг по лицу посланника пробежала тень, будто сказанное им доставляло ему невыносимую муку. — Донна Олимпия — незаурядный дипломат. Счастье, что она не мужчина, иначе быть бы ей папой. Отчего она так заинтересована в вашем пребывании в Риме?
— Я обучаю ее чтению и письму. Но боюсь, я чего-то не понимаю. Какое это вообще имеет значение?
— Большее, чем вам может показаться, — ответил Уоттон и жестом указал ей на банкетку. — Давайте-ка лучше присядем! Вы побелели как полотно.
Кларисса с благодарностью оперлась на его руку и уселась на бархатную скамеечку. Голова у нее кружилась, как на Мон-Сени при переходе через Альпы.
— Полагаю, мне надлежит вам кое-что объяснить, — начал лорд Уоттон, усаживаясь напротив. — И лучше всего начать с самого начала. Дитя мое, вы имеете представление о том, сколько конфессий существует у нас на родине, кроме англиканской церкви?
— Ни малейшего, — ответила девушка.
— Я тоже. — Он снова вздохнул. — Именно в этом и состоит проблема. Слишком уж много у нас различных верований, и каждое утверждает, что лишь оно дарует истинное избавление. И приверженцы их не находят ничего умнее, как грызться друг с другом. И называют все это обращением в свою веру, дающим преимущество убивать друг друга во имя Господа.
Посланник умолк и принялся неторопливо извлекать носовой платок из кармана камзола. Развернув его, он продолжал:
— Чтобы положить этому конец, король Яков женил своего престолонаследника Карла на католичке Генриетте Марии Французской — очаровательная особа, доложу вам, — а свою дочь Елизавету — между нами говоря, куда менее очаровательную — выдал замуж за курфюрста Фридриха Пфальцского, протестанта. Вы следите за тем, что я говорю?
Кларисса храбро кивнула.
— Прекрасно, теперь перейдем к вашей особе. Вероятно, вы предполагаете, что в недалеком будущем вы станете женой лорда Маккинни?
— Вам известно и то, что я собираюсь замуж? — искренне изумилась Кларрисса.