Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

«Она была совершенно новым явлением, — вспоминал ее друг и телеагент Джон Форман, — ее не с кем было сравнить как до, так и после. Она явилась основоположницей стиля, как нельзя лучше соответствовавшего тому времени. Хотя красота, светский лоск, самоуверенность Грейс и вписывались в старую добрую голливудскую традицию, ее тонко закамуфлированная сексуальность поражала новизной». Грейс, несомненно, была искушенной особой, однако об этом говорилось намеками, и поэтому сей факт ничуть не отражался на ее чистом и добропорядочным образе. Она была далеко не девственницей, но и не потаскухой, и, примиряя якобы неразрешимые противоречия, Грейс давала ответ на робкие и туманные душевные искания сотен тысяч женщин по всей стране. Вряд ли из Грейс Келли мог получиться предмет подражания для воинственных амазонок, занимавшихся сожжением бюстгальтеров, однако для своего поколения Грейс, несомненно, стала символом женского раскрепощения. Даже бурные шестидесятые иногда не знали, что им делать с Джейн Фондой.

Для Грейс беда заключалась в том, что ее эмгеээмовские работодатели, похоже, напрочь отказывались замечать сей факт. Для них белокурая Грейс Келли стала последней ценной находкой, и они предлагали ей тот же самый набивший оскомину набор ролей, который у них ни разу не обновлялся на протяжении тридцати лет: вестерны («Джереми Родок» со Спенсером Трейси), экранизации романов («Квентин Дорвард» с Робертом Тейлором). Наконец, поразмыслив немного, в МГМ скрепя сердце пошли на окончательную уступку актрисе, которая слишком серьезно относилась к своим драматическим талантам, предложив ей фильм-биографию (роль поэтессы Элизабет Барретт Браунинг в картине «Барретты с Уимпол-стрит»), Грейс не испытывала особого восторга по поводу этих ролей. И дело не в том, что актриса не была способна прямо заявить о том, кто она и что она. В конце концов, именно Альфред Хичкок с его фантазиями был главным ваятелем образов ее героинь в таких фильмах, как «Окно во двор» или «Поймать вора». Но Грейс доподлинно знала, что ей требуется нечто иное. «Голливуд нещадно эксплуатировал внешнюю привлекательность, — заметила она в интервью британскому журналисту Дональду Зеку в 1955 году, — и тем не менее там не поверили собственным глазам, увидев, что то же самое можно представить совершенно в ином свете». Конкретные составляющие этой новой трактовки были в большей степени результатом актерского чутья Грейс, нежели сухого расчета. Однако актрисе было доподлинно известно, что пресная героиня «Квентина Дорварда» явно не для нее. «Все, что от меня потребуется, — это без конца переодеваться из одного костюма в другой, делать испуганный вид и оставаться хорошенькой, — объясняла Грейс кому-то из репортеров причины, побудившие ее отказаться от этой роли. — Там за мной гонятся восемь человек — начиная от старика и кончая цыганским бароном. В сценарии на каждой странице можно найти одну и ту же ремарку: «Она прижимает к груди ларец и убегает».

Грейс заслужила передышку. Павильонные съемки фильма «Поймать вора» закончились в Голливуде буйной попойкой 13 августа 1954 года. Это был день рождения Хичкока — событие, в честь которого, согласно давней традиции, вся съемочная группа должна была преподнести мэтру шампанское и гигантский праздничный торт. Режиссер, как всегда, делал вид, что слегка удивлен этим проявлением всеобщего обожания.

В 1954 году традиционный сюрприз содержал в себе неожиданную изюминку.

— Леди и джентльмены, — объявил хорошо поставленным голосом, четко выговаривая каждый звук, секретарь Хичкока — англичанин по происхождению. — Не соизволите ли вы все пройти в другую комнату, чтобы вкусить краешек плоти мистера Хичкока?

Грейс провела осень в Нью-Йорке, постоянно видясь с Олегом Кассини, а затем направилась в Филадельфию, чтобы сыграть там хорошо знакомую ей роль послушной, хотя и в меру изворотливой дочери. Как заметила Джуди Кантер, в некотором смысле, эта благовоспитанная барышня пятидесятых годов «никогда не покидала родительского гнездышка». Это были те самые месяцы, когда Грейс сначала уцепилась за идею беременности или тайного бракосочетания, а затем была вынуждена ее оставить. Она, как никто другой, была способна доказать свою зрелость и независимость, когда речь шла о контрактах с МГМ, однако, когда дело касалось родителей, эти два твердых орешка оказывались ей явно не по зубам.