Итальянец случайно встретил моего брата, который привел его ко мне, представил всем своим друзьям и обеспечил ему относительное благополучие. И тут внезапно умирает римский папа, а на его место избирают кардинала, у которого дядя Амонио служил в качестве тайного камерария; дядя приглашает к себе племянника, чтобы сделать его личным врачом его святейшества и тем самым помогать папе править всем христианским миром. Уезжая, Амонио не забыл о своих друзьях; только что он заверил меня, что пришлет мне индульгенцию in articulo mortis note 17
.— Однако, сударыня, — сказал он мне на прощание, — госпожа Шелльская и ее монахини тоже обо мне еще услышат, я вам обещаю. Я переведу их монастырь на более строгий устав и сменю у них все вплоть до духовника. Я уверена, что он сдержит свое слово.
Амонио вполне естественно навел меня на мысль о герцоге Монмуте, о котором я недавно вскользь говорила; воспоминание об этом человеке остается одним из самых приятных в моей жизни. Тот же Амонио был нашим доверенным лицом в этой истории, слишком необычной, чтобы я могла о ней забыть. Мой брат поселил итальянца в небольшом доме на улице Вожирар и порой посещал его — не для того чтобы там распутничать, а чтобы спокойно пожить два-три дня и отойти от своих треволнений, прежде чем начать все сначала.
Этот уединенный дом, окруженный садами, был очень красив; летом оттуда не хотелось уходить, и мы часто там бывали.
Я впервые увидела г-на Монмута на той охоте у господина герцога, о которой я вам уже рассказывала; подобно всем, я была поражена его красотой. У юноши было бледное продолговатое лицо со сверкающими глазами, на котором, казалось, был запечатлен знак беды. От подобных лиц обычно веет той тихой печалью, что передается окружающим, но не производит на них неприятного впечатления. С первого же вечера г-н Монмут не отходил от меня ни на шаг; этому суждено было случиться — разве он не был внебрачным сыном Карла I и разве я оставила равнодушным хотя бы одного бастарда?
Затем я неоднократно видела герцога при дворе и в домах вельмож, а также изредка — в Пале-Рояле, где он почти не бывал. Господин Монмут был крайне огорчен смертью своей тетки и полагал, что она была отравлена; он говорил, что не желает встречаться с убившими ее палачами. Молодому человеку приписывали любовную связь с Мадам в пору моей первой поездки в Монако, но я уверена, что это неправда, хотя это известно мне лишь понаслышке; герцог знал, что я была подругой его тетки, и это в первую очередь привлекало его во мне.
Между тем г-н Монмут обращался ко мне только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение, а я всего лишь замечала это; мы продолжали относиться друг к другу безразлично, по крайней мере внешне. Однажды утром я отправилась к Амонио; стояла такая дивная погода, что мысль о его садике не давала мне покоя. Мне хотелось собрать там букет роз — они были у него такими душистыми!
Закутавшись в плащ с капюшоном, я поехала туда одна, в сопровождении Блондо и лакея, в карете без гербов, ликуя при мысли, что мне предстоит провести раннее утро за городом. Войдя в дом врача, я услышала голос постороннего человека и тотчас же поняла по выговору, что это г-н Монмут, но не стала уклоняться от встречи с ним. В нескольких словах я объяснила цель своего визита; герцог же приехал посоветоваться с Амонио относительно сердцебиений, которыми он страдал; врач рассказывал молодому человеку о своем уединенном жилище, и тому захотелось на него взглянуть; герцог приехал туда в отсутствие моего брата, с которым он не мог встречаться спокойно.
Амонио угостил нас весьма плотным завтраком и оставил одних; он был очень деликатен.
Господин Монмут тут же заговорил со мной о Мадам, которую он любил до обожания, хотя она и слушать об этом не хотела. Он желал узнать массу подробностей о ней, рассказать которые ему могла только я; мы беседовали о принцессе бесконечно долго. В конце концов нам, естественно, захотелось немного поговорить о себе.
XXXII
Несколько дней спустя мы с герцогом опять встретились в доме у Амонио, куда, безусловно, мы ездили с тайным желанием вновь увидеть друг друга. Я не знаю, почему мы об этом умалчивали, ведь это придавало нашим случайным встречам явную видимость любовных свиданий. Господин Монмут был еще печальнее, чем обычно, он лишь отвечал на мои слова и не задавал никаких вопросов. Он то и дело вставал, смотрел на меня, а затем снова садился; наконец он спросил:
— Сударыня, верите ли вы в существование призраков? Этот вопрос напомнил мне о комнате с картиной и о видениях, какие я наблюдала; я отвечала чуть ли не с содроганием: — Разумеется, я в это верю.
— Вы слышали разговоры о том, что призрак госпожи Генриетты появляется возле источника в Сен-Клу?
— Я часто об этом слышала и даже встречала людей, утверждавших, что они узнали Мадам. — И вам никогда не хотелось на такое взглянуть?
— Признаться, нет.