Княгиня Ольга

Мы далеки от Сиона, но до нас дошел слух, что по множеству наших грехов спутались подсчеты, так что мы ничего не знаем. Но да будет угодно Богу сделать это ради своего великолепного имени; да не будет ничтожно в Его глазах разрушение Его храма, упразднение служения Ему в нем и все беды, которые нас постигли, и да осуществит Он в отношении нас слова Писания: «и вдруг войдет в храм свой» и т. д. У нас же в руках только пророчество Даниила. Да ускорит Бог, Бог Израиля, спасение и да соберет наших изгнанников и наших рассеянных единоплеменников, при жизни нашей и твоей и всего дома Израилева[86], любящих его имя!

Ты упомянул также в своем письме, что желаешь видеть меня. И я очень стремлюсь и хочу видеть твое приятное для меня лицо, твою всеми почитаемую мудрость и твое величие. О, если бы случилось так, как ты говоришь, и я удостоился бы иметь общение с тобой и видеть твое почтенное и вожделенное лицо. Ты был бы для меня отцом, а я был бы тебе сыном, твоим устам повиновался бы весь мой народ и согласно твоему слову и правильному решению я бы сам выходил и входил[87]. И да будет тебе много счастья!

Примечание автора

Эта замечательная переписка подлинная и состоялась в X веке между испанским вельможей и хазарским царем Иосифом.

В письме царя содержится рассказ о «выборе веры», о том периоде, когда в Хазарии принимали иудейство.

На Руси были знакомы, видимо, с ней издавна (вспомним рассказ о выборе веры князем Владимиром в «Повести временных лет»).

Письма с примечаниями приводятся по книге П.К. Коковцова: Еврейско–хазарская переписка в X веке. Л., 1932.

Глава 7 Яблоко у гранат

Дорожка в константинопольском дворцовом саду была посыпана желтым морским песком. В воздухе было разлито благоухание — будто под каждым кустиком или цветком стояла откупоренная склянка византийских благовоний, ценившихся на вес золота. И Ольга помнит до сих пор то место — подле высоких кустов роз нежно–желтого и багряного цветов, где настиг ее рассказ об императрице Евдокии. Он сразу так приковал внимание, что княгиня перестала смотреть по сторонам и любоваться невиданными цветами и кустарниками.

— Императрица Евдокия родилась в Афинах в семье философа Леонтия, звали ее Афинаида, и она была обучена отцом риторике и философии, сочиняла стихи и речи. Умирая, ее отец завещал все имущество двум сыновьям, а про дочь написал: «Выдать Афинаиде сто номизм, так как ее счастье превзойдет всякое женское счастье». Все знали, что он был философом, но никто не догадывался, что Леонтий провидел будущее. Говорят, что Афинаида горько плакала от несправедливости и просила братьев выделить ей часть наследства, но они отказались. И тогда девушка ушла из дома отца к тетке и с нею уехала в Константинополь, к сестре отца. Там она явилась во дворец к Пульхерии, соправительнице и сестре императора Феодосии, просить защиты. В это время Пульхерия была озабочена поисками невесты для брата. Красота юной Афинаиды ее поразила, кроме того, были видны всем образованность и ум гречанки. Пульхерия поместила ее вместе с тетками во дворце.

Феодосию показали Афинаиду через прорезь в занавесе, и он был покорен необычайной красотой девушки.

— Император влюбился сразу, но Афинаида была эллинской язычницей. Афины оставались центром эллинского язычества, устоявшего против учения Христа. — Рассказчица на мгновение прервала речь. Ее жемчужное ожерелье сияло в солнечных лучах, и она улыбнулась княгине, понимая, почему та подняла голову и взглянула на нее при этих словах…

— Ведь Русь сейчас тоже центр язычества, как когда‑то Греция. Но вот она, правительница россов, приняла христианство и теперь…

Рассказ об императрице продолжился, и княгиня оставила эту мысль: — Потом, потом следует додумать…

— Афинаиду окрестили, потому что императрица бы не могла оставаться язычницей, назвали Евдокией, венчание состоялось летом 421 года… Константинополь пировал и веселился на театральных представлениях и конских ристаниях на ипподроме…

«У нас тоже скоморохи и бег коней», — подумала Ольга. Она с любопытством спросила:

— А что же братья Афинаиды?

— О! Узнав о судьбе сестры, они скрылись, боясь мести. Однако императрица распорядилась отыскать их, доставить во дворец. Она встретила братьев словами: «Если бы вы меня не обидели, я бы никогда не отправилась в Константинополь и не нашла бы своего счастья. Значит, им я обязана своим братьям».