Княгиня Ольга

Молодые жрицы были довольны, что князь Святослав соблюдает древний обычай. Ольга залюбовалась сыном: так красивы были его движения, светлые пряди волос отливали золотом под колеблющимся светом свечей и факелов, внесенных воинами князя, а над всем плыл крепкий и солнечный аромат далеких Балкан, Византии — это источал запах кустик с загадочным именем Сиринкс. Ольга была взволнована, она знала этих жриц, знала, как трудна их доля. Целыми днями они возились в муке в своих святилищах, пряли и ткали, чтобы всегда был свежий хлеб и хватало полотна для киевлян. Перед дальней дорогой, встречая, провожая родственников, гостей, князей, бояр, все приглашали для совершения обряда благословения Великой Богини Матери Сырой Земли ее жриц. Как‑то Ольге пришлось отвечать на вопрос любознательного иноземного купца. «Почему Сырой Земли?» — спросил он пустозвонно. А княгиня, боясь обидеть гостя неучтивостью и втайне содрогаясь от святотатства — обсуждать определения богов и богинь запрещалось — все же со свойственной ей разумностью быстро проговорила: «В сухой земле ничего не вырастет».

И купец понял, что он дважды нарушил закон общения: нельзя спрашивать очевидное, иначе ты выглядишь глупым, и нельзя проникать в чужие тайны.

Зоркость княгини оставалась при ней, и она одновременно видела сына, жриц, Свенельда, отдававшего какие‑то приказания, в дверях возникало и исчезало лицо Малуши, и ей почудилось, что оно было испуганным.

Святослав распрямился и улыбнулся матери.

«Какой удивительный запах у этого кустика, — подумала Ольга, — он даже перебивает березовый дух».

Жрицы поклонились княгине — это было приятно Ольге, ведь она долгое время была Верховной жрицей и знала, что самое трудное — не приобрести, а сохранить. Особенно уважение.

Вслед за ними потянулись к дверям и остальные, зная, что князя нужно оставить с Ольгой.

Княгиня протянула к сыну руки, когда они остались одни:

— Как же я исстрадалась без тебя…

У Ольги сердце забилось в груди толчками, и она поняла, что сейчас расплачется. Олеговский перстень, как всегда, вдруг неожиданно послал ей лучик от свечи, и волнение стало стихать.

— Дети здоровы, — продолжала Ольга, чтобы перевести разговор с себя на других, иначе бы не справилась со слезами.

— Малуша тебя ждет… — Она пытливо взглянула на сына, но он наклонил голову, целуя ей руку, и лица его она не увидела.

— Как ты возмужал! — сказала Ольга, и голос ее прозвучал восхищенно.

— Поход был очень трудным, — как всегда коротко ответил Святослав. Они любили друг друга и, когда виделись, наговориться не могли. Но сейчас еще было не время: Святославу нужно было отдохнуть с дороги.

Уже засыпая, Ольга вспомнила, как жрицы у дверей снова обернулись к ней и поклонились, березовыми ветвями описывая в воздухе круги, оберегая ее. Недавно на главное святилище Богини в пещере горы Хорив неожиданно было совершено странное покушение: кто‑то забрался в главное святилище и раскидал угли вечно горящего огня. Непонятно, как заснули его хранительницы, возможно, им в питье было кем‑то и что‑то подсыпано.

Ольга не была подозрительной, но знала твердо, что с богами шутить нельзя, даже когда в них не веришь. А в Киеве проживало столько разных народностей и богов было множество, но в Великую Богиню Мать Сыру Землю верили все, а кто не верил — тот боялся, а кто не боялся — тот молчал, чтобы не навлечь на себя гнев неведомых и тем еще более страшных сил. Гнев ее мог быть гибельным: рассказывали, как осквернителей настигали неожиданно поднявшиеся вихри, как побивало их градом или даже камнями, упавшими с неба, засыпало землей в степи и ветками в лесу, как падали деревья и убивали расположившихся на ночлег путников.

Разгневанная княгиня не могла потерпеть, чтобы в ее граде совершилось такое святотатство. Стража нашла тех, кто ради забавы решил погасить вечно горевший огонь в святилище. Но он не погас, а посягнувших на огонь изгнали из града на 10 лет, несмотря на слезы и мольбы родственников. Измазанные землей, в разодранных одеждах, юноши на коленях вползли в святилище, вымаливая прощения у Богини, чтобы она не покарала их близких и не лишила их жизни.

В поклонах жриц была благодарность и за это, подумалось Ольге.

Взволнованная встречей с сыном, княгиня вдруг вспомнила, как еще девочкой ее привезли в Киев — невестой княжича Игоря. Привыкшая у себя на родине в Пскове бродить вольно везде, где захочется, Ольга безмятежно ушла как‑то на берег Днепра, не заметила черных туч, и внезапная, нивесть откуда налетевшая буря застала ее одну, в легкой рубашке, подпоясанной тонким пояском и тотчас же вымокшей. Спасли ее тогда жрицы Великой Богини. Они укрыли девочку, отпоили горячими травами и сообщили в княжеские палаты.

Тогда весь Киев еще кипел скорбью о незаконно захваченной Олегом власти и о гибели любимого, вероломно убитого киевского князя Аскольда.

Даже когда привезли юную Ольгу и прошло уже много лет, киевляне не могли смириться и считали Рюриковичей[10] захватчиками.