Княгиня Ольга

Исключительная жестокость, с которой Ольга расправилась с древлянами (а ее казни, как известно, не ограничились троекратным мщением, но продолжились и дальше), оказалась оправданной и с точки зрения ее современников, и с точки зрения позднейшего киевского летописца, уже христианина. Отчасти это объясняется самим жанром повествования, о чем мы говорили выше. Поведение Ольги «узаконено фольклором», как выразилась современная исследовательница: она «совершает те шаги, которые и должна совершать определенного рода героиня в определенного рода условиях»^{101}. Но дело не только в этом. Законы родовой, кровной мести соблюдались в раннесредневековом обществе неукоснительно, и не только на Руси. «Кроваво отомстить за смерть близких людей было делом чести, и в этом отношении русская княгиня ничем не отличалась от варварских королев эпохи Меровингов во Франции, оставивших после себя впечатление безудержной жестокости и мстительности», — писал по этому поводу академик Михаил Николаевич Тихомиров^{102}. Если различия и были, то лишь в масштабах совершённого, в грандиозности кровопролития. Но надо думать, что сама эпическая грандиозность Ольгиной мести настолько потрясала воображение позднейших книжников, что заставляла их напрочь забыть о каких-либо этических оценках ее деяний. Тем более что древлянская месть относилась к языческому периоду в жизни Ольги. Приняв крещение, она смыла с себя прежние грехи — в том числе и грех древлянских убийств. Более того, известно: чем тяжелее грех, тем выше подвиг добровольного преодоления его. Возможно, именно этим объясняется своего рода «смакование» летописцами греховных подробностей языческой жизни не только Ольги, но и ее внука Владимира — вначале язычника, братоубийцы и разнузданного женолюбца, а затем Крестителя Руси и великого святого.

Впрочем, книжники московского времени предприняли попытку объяснения и оправдания древлянской мести Ольги с точки зрения христианской морали. Сделать это было довольно трудно (не случайно древлянские эпизоды отсутствуют почти во всех редакциях Жития княгини; опустили подробности древлянских казней и составители Никоновской летописи, склонные в других случаях, напротив, к распространению и драматизации летописного повествования). Однако в той редакции Жития святой Ольги, которая вошла в состав Степенной книги царского родословия, устами самой Ольги объясняется смысл учиненной ею расправы, и объяснение это долженствует внушить страх не столько древлянам, сколько современникам агиографа, подданным московских государей. «…Того ради да примут месть, чтобы прекратилась дерзость в Русской земле помышляющих злое на самодержавных, — рассуждает здесь Ольга. — Да и прочие не навыкнут убивать государствующих ими в Руси, но со страхом да повинуются величию царствия Руския державы начальникам». Более того, агиограф XVI века увидел в поведении Ольги признаки христианских добродетелей будущей святой: «Кто не удивится сея блаженыя Ольги премудрости, и мужеству, и целомудрию? — восклицал он по завершении рассказа о ее расправе над древлянами. — Аще и не крещена бе, и земнаго царствиа власть управляя, по лишении же мужа не изводи посягнути ко другому мужеви (то есть не захотела выйти замуж за другого. — А.К.), уподобися горлици единомужней». Эта добродетель Ольги оказывается главной; что же касается пролития крови, то оно отнесено к «обычаям» властей предержащих и заботам матери о будущем «скипетродержании» ее сына: «Убийцам же супруга своего месть возда, яко же властодерьжателие обычай имеяху, печаше бо (заботилась. — А.К.) исправит и доброприбытно устроити скипетродерьжание Рускиа земли отеческое наследие сынови своему, с ним же тогда в любви пребываше»^{103}.[94]

Вернемся, однако, к княгине Ольге, какой она изображена в ранних летописях. Напомню, что мы оставили ее в приготовлениях к походу на древлян — на «прок» их, по выражению летописца. По мысли Ольги, все древляне, а не только «нарочитые» древлянские мужи, должны были принять воздаяние за случившееся в их земле.

Между прочим, война с древлянами — единственная, которую вела Ольга за все годы своего княжения, — во всяком случае, единственная, сведения о которой сохранились в летописи. «Ольга с сыном своим Святославом собрала воинов многих и храбрых и пошла в Древлянскую землю…» — так рассказывает летописец^{104}.[95]