Княгиня Ольга

Княгиня Ольга пыталась погасить свои мрачные мысли. Она же знала, что ни Русь, ни ее саму княгиню, голыми руками не возьмешь. Стоит только русичам шевельнуть плечами, как от той зависимости лишь пыль на плечах останется, как после победного похода. И будь что будет, но свое тайное желание она выложит василевсу Константину, решила Ольга. И про невесту для Святослава вновь подумала: «Уж коль назвал ты, василевс, меня своей дочерью, то и сына моего за внука сочти».

О многом подумала княгиня Ольга, пока шла за важным и надменным канцлером. Он привел княгиню в малую залу, отделанную зеленым шелком с вышитыми на нем золотой нитью райскими цветами и птицами. В зале стояли лишь два кресла и стол, отделанные слоновой костью. На столе в огромной вазе из ярко — красного с белыми и голубыми прожилками камня плавали две белые и три алые розы.

Логофет предложил Ольге сесть в кресло и покинул ее.

Тишину залы нарушали лишь журчание воды за окнами и дуновение легкого ветра, вольно проникавшего в помещение. Сидеть сложа руки Ольге не хотелось, и она встала, подошла к окну. За ним раскинулся сад с диковинными деревьями и цветами. Ольга залюбовалась чудесным зрелищем и не слышала, как в зале появился император Константин. Он кашлянул, и Ольга обернулась. Император сидел в кресле и улыбался. Несмотря на преклонный возраст, он был жизнелюбив. Ольга не раз замечала, что он часто улыбался и в глазах жил постоянный интерес к окружающему миру Константин пришел без толмача. Он счел, что Ольга уже достаточно хорошо понимала его речь, и потому не хотел лишних ушей.

Вначале они поговорили о пустяках. Константин спрашивал, как Ольга — Елена чувствовала себя после крещения, хорошо ли спала, не потеряла ли вкус к пище, гуляла ли в саду, что видела. Ольга отвечала на все вопросы правильной греческой речью. И Константин похвалил ее:

— Ты хорошо преуспела в нашем говоре. Потому, думаю, мы можем вольно поделиться тем, что волнует нас с тобой, государей двух великих держав.

— Спасибо, василевс Багрянородный. Как мне было не познать твою речь, ежели она так благородна.

— Ах, Ольга — Елена, я теперь об одном сожалею, что стал при крещении твоим крестным отцом.

— Сие почему же, великий государь? Мне лестно быть твоей дщерью.

— Для тебя отрада, а мне… Мне бы хотелось иного. Достойна ты царствовать со мною в столице моей.

Ольга весело засмеялась. Она и впрямь была так красива и величественна для своих лет, что хоть под венец веди.

— Полно, василевс. Что нам делать в супружестве? Разве что в ладушки играть. Да и жена у тебя ой как молода.

— А не будь жены? Пошла бы царствовать со мной? Ты ведь вдовая.

Про себя Ольга подумала: «Пошла бы». Константину же ответила:

— Не ведаю. Как бы сердце что-то вещало…

— Обманываешь ты меня! — переклюкиваешь. Подумала же: пошла бы. Ой, хитра! — И василевс махнул рукой— Да и я хорош, при живой-то жене тебя ласкать надумал. — И засмеялся император, смотря на загадочную северянку с интересом, словно пытался разгадать ее таинственную душу.

На лице Ольги блуждала улыбка, голубые глаза смотрели на Константина спокойно, почти ласково. На белом нежном лице играл легкий румянец. И ни одной морщинки — ни у глаз, ни в уголках красиво очерченных губ, ни на мраморной высокой шее. «Чудо, чудо, — твердил про себя Константин. — И как тебя приласкать, божественная женщина?» — И невольно из его груди вырвался горестный вздох.

Вещая Ольга сказала на то:

— Полно, батюшка Константин, ты видишь во мне только женские прелести, а худое не желаешь видеть. Я же норовом коварна и зла.

— Чего не может быть, того не может! — И Константин стукнул сухоньким кулачком по подлокотнику кресла. — И не должно. Ты умерла для грешной жизни, сказано было мною, но возродилась для духовной святости.

— Что же мне теперь делать, славный василевс?

— Да ничего. Так и будем повелевать далее. Вот сейчас мы с тобой и к размолвке подойдем, потому как знаю, что заведешь речь о сыне своем Святославе. Еще о христианстве, коему хочешь открыть дорогу на Руси. Или не так я сказал, Еленушка?

«О, мы стоим друг друга, — удивилась Ольга, — он во мне все читает, словно в открытой книге, а я в нем, как следы на снегу».

— Обидно, государь. И почему у вас такие жесткие уставы? Сын-то у меня красавец и богатырь, и воин славный. Да помни, василевс, как не отдашь за него свою принцессу, так еще жалеть будешь.

— Жалел бы, да не дано мне сие видеть. Другое зрю на горизонте — заснеженный пик моей бренной сути. А вот устав нарушить не могу. Прошлым летом император Германский Оттон навестил наш Константинополь и просил руки для своего сына.

— И что же?

— Отказал. Уж какие он громы — молнии метал. А я — пленник уставов, мной же написанных. Да ты не печалься, архонтиса россов. Сын твой еще молод и пусть погуляет.

— Зачем так говоришь, государь? Знаешь ведь, что о династии нужно радеть с появлением на свет наследника. Мне было пять лет, когда князь Олег сговорил меня за князя Игоря.