Княгиня Ольга

Лишь Богомил хорошо помнил, как Ольга отказалась от титула великой княгини. И теперь он считал, что может проявить над нею всю полноту власти, ибо он по воле Перуна наречен верховным жрецом над всеми язычниками великой Руси и другому быть не дано.

На княжеском дворе нашлись теплые сани. Богомила посадили в них, укрыли медвежьими шкурами. Свенельд выделил Богомилу пятьдесят воинов. Он же прихватил еще троих услужителей. И вскоре, с разницей в один час после отъезда в Берестово Дамора, верховный жрец покинул Киев, окунулся в искрящуюся снегами под светом полной луны степь.

Исполнив свой долг на теремном дворе, воевода Свенельд поблагодарил старцев и бояр за участие в спасении великой княгини, поднялся в седло и повел оставшуюся полусотню в город, намереваясь принять участие в погроме христианских кварталов. Однако уже на подходе к площади храма Святого Илии Свенельд наткнулся на заслон из сотни воинов, выставленных Претичем. Знал Претич, что Свенельд явится на «потеху». Вот и решил остановить его от безрассудного шага.

— Прочь с дороги! — крикнул Свенельд, подъехав к воинам.

— Не велено пускать! — ответил тысяцкий Блуд.

— Ты что, ослеп, Блуд? Я же главный воевода! — тесня грудью своего коня тысяцкого, кричал Свенельд.

— Не велено пускать! — повторил Блуд и дернул поводья своего коня. Кони захрапели, оскалились.

— Чьим именем стоите? Где воевода Претич? Отвечай, — потребовал Свенельд.

— Стоим именем великой княгини. И потому будем стоять насмерть, — ответил Блуд.

Сей ответ охладил пыл Свенельда. Он понял, что ежели рваться вперед, то начнется междоусобная брань, чего он никак не хотел.

— Позови Претича, — велел Свенельд Блуду.

— Никак не могу. Я не знаю, где он, — Блуд, однако, знал, где Претич, но не хотел, чтобы Свенельд давил на него своей властью.

Главного воеводу задело самолюбие: как посмел Претич остановить его? Он сказал своим воинам:

— Ждите меня здесь, — Сам же рванул коня, наехал на Блуда.

— Прочь с пути! Я найду этого Претича под землей!

Молодой тысяцкий оказался разумен, он пропустил воеводу и вновь замкнул строй.

Воевода Свенельд и впрямь очень быстро нашел Претича. Тот мирно сидел в седле близ храма Святого Илии. Подскакав к нему, Свенельд осадил коня, зло спросил:

— Как ты осмелился встать у меня на пути?!

Претич ответил почтительно:

— Воевода батюшка, творю тебе же во благо.

— Но я выполняю волю совета старейшин. Сказано же выгнать всех назареев из Киева, дабы не мутили нашу веру!

— Слышал я сказанное на совете старцев. Однако есть еще устав великой княгини о терпимости к иноверцам и о почитании нравов и обычаев других племен и народов. Они же славяне, потому братья по крови.

— Я забыл Ольгин устав ей же на пользу, потому как иноверцы — назареи посягнули на нашу веру Они хотят отнять у нас великую княгиню. Вижу, что ты ослеп, воевода Претич. Тебе не место быть во главе дружины. И об этом я скажу великой княгине.

— Великая княгиня знает, чего я стою. И моя судьба в ее руках, как и твоя, воевода — батюшка.

— Ну вот что, воевода Претич, не сносить тебе головы. Свенельд не прощает обид.

Претич же оставался почтителен и сдержан.

— Я же говорю, батюшка воевода, что о тебе пекусь. А своей головы мне не жаль. Тебе же пора отдохнуть. Того и гляди, из седла упадешь. — И Претич с места послал коня рысью.

За ним последовали его воины. Свенельд остался на площади один. И впервые в жизни Свенельд почувствовал растерянность и колебание земли под ногами. Она будто уплывала куда-то в сторону. Он дернул поводья, и конь медленно побрел неведомо куда.

В христианских кварталах Киева в эту предрождественскую ночь ничто не нарушило покоя. И хотя православные видели вокруг большое движение войска, воины, похоже, не были намерены врываться в их жилища. Сегодня они защищали эти жилища. От кого? В ту ночь киевляне не узнали этого.

Глава шестнадцатая

СИДЕНИЕ В БЕРЕСТОВЕ

Великая княгиня Ольга отдыхала, но не телом — оно еще редко знало усталость, — а душой. Душой! Сие было откровением. Ведь до сих пор она не ведала, что у нее есть душа. У язычников нет понятия о душе. А тут, благодаря отцу Григорию, она открыла в себе душу — чуткую и добрую. И все теперь принимало для Ольги новое значение.

Она узнала, что такое душевная радость, душевное умиротворение, покой, печаль и многое другое, что прежде считала грудной болью, грудным движением.

В дни берестовского сидения в ее душе медленно, но уверенно разгорался и набирал силу новый, неведомый ранее свет. Долгие часы, проведенные Ольгой с Григорием за чтением Нового Завета Господа нашего Иисуса Христа, позволили ей узнать совершенно иной мир, отличный от того, в каком она жила. Она верила и не верила в то, о чем читал отец Григорий. История жизни Иисуса Христа потрясла ее. Она упросила Григория прочитать все четыре святых благовествования от Матфея и Марка, Иоанна и Луки. И каждый раз глаза ее наполнялись слезами, когда воины Понтия Пилата вели Христа на Голгофу, дабы распять. Иногда Ольга просила прекратить чтение, но, успокоившись, говорила:

— Читай же, святой отец!

И Григорий продолжал читать: