Княгиня Ольга

— Тогда отпустил им Пилат Варавву, а Иисуса бив предал на распятие. Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк, и, раздевши Его, надели на Него багряницу, и сплетши венок из терна, возложили Ему на голову, и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, царь Иудейский! И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове.

И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его и повели Его на распятие…

— Остановись, святой отец! — вновь воскликнула Ольга, — Не могу видеть, как Его истязают.

Так и шло чтение святых благовествований с перерывами, вопросами, ответами и размышлениями над прочитанным. Чуткая душа Ольги все впитывала. Она словно присутствовала там, на горе Голгофе, видела, как враги срывают с Него одежды, как поднимают на крест и вбивают в Его тело гвозди. Ольга видела, как Он терпелив и не проклинал палачей, не грозил им вечной карой, но, вскинув глаза в горние выси, молил Отца Своего вселить в Него мужество и любовь к ближнему.

На пятый день берестовского сидения княгиня Ольга уже помнила многое из того, что услышала от священника Григория, и удивилась, как глубоко затрагивает душу человеческую великое христианское учение. Десять запове-.

дей она запомнила, как молитву «Отче наш», за два прочтения. На Символ веры ушло времени побольше, потому как он требовал немалого напряжения ума. Зато Нагорная проповедь далась легче. Отец Григорий читал ее по памяти, и каждое слово проповеди нанизывалось в памяти, как жемчужные зерна на нить. Акафист Пресвятой Богородице отец Григорий прочитал трижды, и трижды он вместе с Ольгой повторил его. И Ольга радовалась, сама похожая на Божью Матерь. В минуты тишины она повторяла про себя: «Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренной Иосиф смеется, к тебе зря небрачной и бракоокрадованную помышляя, непорочная, увидев же твое зачатие от Духа Свята, рече: Аллилуйя!»

Много радости получила Ольга от чтения молитв. Сколько их, и как они близки по сути жизни! И одну из них, молитву на исход души, выучила наизусть в знак благоговения пред памятью убиенного князя Игоря.

Священник Григорий торжествовал, что сумел донести до княгини Ольги силу и величие христианской религии. Он радовался успехам своей ученицы, его покоряла ее прилежность и любознательность. Она уже хотела знать историю возникновения христианства. Увы, в этом отец Григорий и сам не был силен, хотя и знал многое из того, что касалось истории византийской православной церкви. Сказал, чтобы успокоить Ольгу:

— Мы с тобой еще одолеем минулое христианства. А пока приникнем к тому, что нам доступно.

— Я жду с желанием новых откровений.

Григория это вдохновляло. Он видел, что жажда познания христианских канонов становится в его ученице все сильнее. Вот он сказал:

— Дочь моя, матушка княгиня, готова ли ты послушать о сути семи Святых таинств?

И Ольга тут же попросила Григория раскрыть сию суть. И когда он донес до княгини тайну каждого, Ольга удивилась их мудрости. И особенно мудрым ей показалось таинство крещения. К нему она возвращалась многажды, примеряя на себя сие душевное одеяние.

Правда, отец Григорий не тешил себя надеждами на скорое прибавление своей паствы в лице княгини Ольги. Он осознавал, что движению ее души будет мешать множество помех… Да и сама Ольга это понимала. Не случайно же приезд отца Григория в Берестово состоялся тайно. За спиною Ольги от края и до края стояла языческая Русь. Веру язычников в своих богов нельзя было пошатнуть никакими ударами. Даже тогда, считал отец Григорий, когда движение православной религии начнет свое шествие по Руси, придется еще одолеть множество рубежей. А вспомнив о жрецах — фанатиках, таких, как Богомил, отец Григорий испытал страх. Какое сильное влияние тот оказал на Ольгу, когда она вступила на тропу кровной мести. И быть еще жестокому поединку между княгиней и верховным жрецом, ежели вдруг придел час крещения Ольги.

Но отец Григорий пытался не давать воли мрачным размышлениям, помня, что добро всегда побеждает зло. Труднее было справиться с другим наваждением. В Григории проснулось все, что в пору падения Ольги на Древлянской земле пребывало в дреме. В свои годы, нет, не преклонные, как считал Григорий, он вновь познал сладость и мучительную боль неразделенной любви. Каждый раз, когда он встречался с Ольгой, сердце его билось сильнее, кровь приливала к лицу и глаза туманило от жара. Лишь огромным усилием воли и молитвой глушил он в себе юношеские чувства, подавлял метущиеся порочные мысли и призывал себя к рассудительности и строгому порядку. Иной раз он ловил себя на мысли, что ему было бы легче, ежели бы Ольга оставалась к нему равнодушной. Ан нет, память ее, цепко держащая все детские забавы и события, все чаще подбрасывала ей такие картины, когда она, отроковица, смотрела на Егоршу восхищенными глазами. Где уж тут оставаться безразличной к тому, кто приносил ей так много блаженства в отрочестве, самой светлой поре жизни.