Княгиня Ольга и дары Золотого царства

Красен разобрал, что это «Отче наш», которую он знал по-болгарски и по-гречески, только здесь ее произносили на готском.

Постепенно гости и хозяева столковались. Язык готов заметно отличался от привычного Святославу и гридям северного, но многие слова совпадали: дом, селение, рука, сильный, страна, лодка, брат, сестра…

Оказалось, что у фрейи Химинхильд лошадей для них нет: есть лишь три кобылы, и те служат на пастбищах пастухам.

– Вам нужно ехать в Адомаху, – втолковывала она, показывая на восток. – Туда. Там город… не город, торг. Там продают скотину и лошадей.

– Далеко дотуда?

– По морю пять дней, если Бог даст добрую погоду.

– Нет ли где поближе? – в нетерпении воскликнул Святослав.

– Здесь в округе не живут богатые люди. Здесь нет скота на продажу, только для себя.

– Нам еще проводник нужен, – напомнил Градимир.

На вопрос о проводнике фрейя Химинхильд лишь удивилась.

– Мы никогда не ездим в степь, – она покачала головой. – Только на пастбища, а зимой все живем здесь, у моря. Зачем нам забираться дальше? Ездят только торговцы и кочевники. Там, в Адомахе, ты найдешь людей, которые знают любые пути, даже в Шелковые страны, Иерусалим и Рум.

По закону гостеприимства, фрейя Химинхильд предложила русам переночевать, но Святослав решил не задерживаться. Им предстояло пять дней добираться до Адомахи, причем на восток, что удлиняло предстоящий путь в Киев.

– Мне надо скорее ехать домой, – ответил он на приглашение хозяйки и ухмыльнулся вдруг пришедшей мысли: – А не то мои домашние подумают, что я умер.

– Вот смеху-то будет… – протянул Градимир.

* * *

Пять дней мимо борта лодьи тянулись пустынные, скучные берега, покрытые солончаками и жесткой травой, порой – болотами. Теперь Святослав знал, что люди здесь есть, просто сидят поодаль от моря. Но Адомаха, как заверила фрейя Химинхильд, стоит вблизи берега, и они ее не пропустят. Хотя никто не брался предсказать, как выглядит хазарский город, который «не город, а торг».

Но вот наконец сероватые волны принесли их к устью реки. Плоские берега густо заросли лозой. Об этой реке говорила Химинхильд, называя ее Ликос – Волчья. Вдали за устьем виднелось нечто вроде селения. Вытащив в подходящем месте лодью, русы двинулись туда. Свободные от каких-либо укреплений, домики из сырцового кирпича вольно разбежались, какой куда хотел; зато не меньше иного городца оказался загон для скота, разделенный на множество загонов поменьше. За жердевыми загородками толпились быки, овцы, лошади; нашлись и верблюды, возле которых отроки застряли, тараща глаза. В Киев это чудо заходило редко. При каждом загоне сидела вооруженная стража. Еще дальше, со стороны степи, маячило три-четыре десятка степняцких веж и кибиток, еще дальше паслись какие-то табуны. И даже им, киевским гридям, после пустынных берегов стало неуютно вблизи такого обилия людей и животных.

Пришлось довольно долго слоняться меж строений, отыскивая, с кем поговорить. Хазары лишь лопотали по-своему и показывали пальцами в разные стороны. Наконец нашли гостиный двор – сооружение из кирпича-сырца, длинное, темное и пустое, по виду лишь тем отличное от помещения для полона, везомого на продажу, что дверь стояла нараспашку. Внутри обнаружился хозяин, понимающий в том числе и по-славянски. Он дал мальчишку, который отвел к хазарам-торговцам. Сперва долго шли мимо вереницы привязанных верблюдов – их держат подальше от лошадей, которые почему-то их не выносят и начинают биться, если верблюд шагает мимо. Возле одного снова застыли: это был всем верблюдам верблюд, огромный, как гора, с двумя крепкими горбами, будто скалистые вершины, с пышной гривой на длинной шее – «вроде как у льва», по словам Градимира.

– Которого Ульва? – спросил Девята.

– Не Ульв, а лев! Чащоба…

Наконец нашли купца, имевшего коней на продажу, по имени Ухтияр. Хазарин попался вредный и упрямый: на серебряные перстни глядел с пренебрежением, зато настойчиво предлагал меняться на мечи. Гриди еще на берегу замотали грязными тряпками рукояти, чтобы дорогие наборы не мозолили глаза охотникам до чужого добра, но хазарин как-то углядел, что у этих русов оружие в пятьдесят раз лучше, чем одежда.

Его послали подальше и ушли. Скоро на гостиный двор явился другой торговец, по имени Хирам, родом жид, сносно говорящий по-славянски и даже уверявший, что бывал в Киеве. С ним столковались насчет коней, а о проводнике он упомянул сам.

– Воевода, тебе же нужен человек, который знает дорогу отсюда до Днепра? – обратился он к Красену. Тот в основном и торговался, и Хирам за главного посчитал его. – Ты ведь не хочешь сам идти через степь, глядя на звезды?

– Мне нужен такой человек, – согласился Красен. – Но только если он недорого запросит.

При всей своей любезности Хирам взял за двенадцать лошадей почти все серебро, что нашлось у русов, и посчитал стоимость лодьи. Осталось только на дорожные припасы, а еще требовалось купить седла и прочее снаряжение, хоть какой одежды и обуви не менее чем для пятерых.