Номисма – золотой, в нем двенадцать милиарисиев. И на пятьдесят номисм русским купцам разрешено вывезти шелковых тканей – на стоимость одного такого раба в год. Эльга попыталась подсчитать в уме, и вышло: за все то серебро, что ей поднесли в дар от василевса после приема, она не смогла бы купить даже одного ткача!
Устав стоять возле станков, девушки увели архонтиссу русов в китон, куда слуги подали фрукты, хлеб, сыр, мурсу – воду с медом и яблочным соком, разведенное водой вино. Судя по всему, покой предназначался для отдыха женщин царской семьи, посещающих гинекеи, – здесь тоже стояли мраморные скамьи с подушками, столы, журчала небольшая крина, мозаики на полу отличались особой изысканностью, а вдоль стен застыли каменные девы, обнаженные и стыдливо прикрывавшиеся кусками ткани. И снова Эльге захотелось потрогать и убедиться, что эти мягкие складки покрывала образованы гладким камнем, а не настоящим шелком. Она уже немало нагляделась на статуи, но все не могла отделаться от тайного ужаса при виде этих созданий: живых до последнего волоска, но все же каменных.
Этот блестящий мир все время сбивал с толку: шелк его был подобен живым цветам, камень – шелку. Живое и неживое так походило одно на другое, так легко менялось местами, что от этого бросало в дрожь.
– Статуи остались от тех времен, когда здесь были бани, – пояснила Анна, заметив ее взгляд, а Зоя хихикнула.
Поначалу обе дочери Константина казались Эльге очень похожими, и она различала их лишь по платьям. Большие глаза, слегка подведенные черным, выглядели от этого еще выразительнее; ровные тонкие брови одинакового очерка придавали лицам выражение величавой гордости.
Однако потом Эльга пригляделась и заметила: у Анны более точеные черты лица, но кончик носа выдается вперед, как клюв; у Зои нос немного велик и толст, но широкая улыбка яркого рта и белизна зубов позволяют не замечать этого недостатка. И вблизи она наконец разглядела, что глаза у них не темные, как обычно у гречанок: у Анны – серые, а у Зои – зеленые! Это неожиданное, яркое сочетание со смуглой кожей и темными волосами очень украшало их.
И чем дальше, тем лучше Эльга видела, что эти девушки вовсе не так юны, как показалось на первый взгляд. Пожалуй, они ровесницы сестрам Дивиславнам, которые уж лет по десять замужем и имеют по трое-четверо детей. Они старше Святослава лет на пять… хотя это не важно. Почему же такие красотки все еще при родителях? Не из-за носов же! Неужели Константин и впрямь так полон решимости не отдавать дочерей замуж, что готов держать их дома до старости?
– Твоя светлость желает о чем-то спросить? – произнесла Анна.
На лице ее отражалась смесь опасения с еще каким-то тайным чувством. Надеждой? Любопытством?
– Вы очень красивы, – сказала Эльга, опомнившись: загляделась.
Зоя улыбнулась: поняла, что это сказано от души, а не из лести, среди которой они выросли.
– Много раз василевсы ромеев выбирали себе в жены самую красивую девушку державы, – пояснила Анна. – Поэтому красота досталась нам по наследству.
– Хотя не все из них – наши предки, – засмеялась Зоя. – Мы получили красоту, как получили Мега Палатион! – Она взмахнула рукой, показывая мозаики и статуи. – По воле Божьей!
– Была бы здесь Агафья, наша старшая сестра, она бы сказала: «Вся слава дщери Царя внутри! – воздев перст, провозгласила Анна, явно подражая кому-то. – Не тело нужно делать белым и блестящим, но украшать душу»[32]
.– «Не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждой»[33]
, – подхватила Зоя.– И как если блудница, оставив золотые украшения, оделась бы в простую одежду и украсила себя неизысканно, то ее выгнали бы вон, как не умеющую понять публику, так если благочестивая женщина, одевшись в одежды блудницы, войдет в небесное зрелище, то изгонят ее вон.
– Хватит! – Зоя кинула в сестру виноградиной. – Они ничего не понимают.
– Но мы же должны наставить наших крестных дочерей в истинной вере! – с наигранной обидой сказала Анна и покосилась на спутниц Эльги.
– Для этого есть патриарх. А о блудницах куда лучше может поведать Тасула!
Скопец-толмач, до сих пор изо всех сил старавшийся успеть перевести для новообращенной архонтиссы речения святых отцов, теперь запнулся и вопросительно посмотрел на Зою.
– Не переводи этого! – бросила ему Анна.
Толмач промолчал, и Эльга поняла: дочери василевса сбились на предметы, не предназначенные для чужих ушей. И все-таки дивно: могли бы по пятеро детей иметь, а ребячатся, будто сами дети! Они с Утой и младшими когда-то так же резвились, соскучившись за прялками, только было им лет двенадцать-тринадцать.