— Соль... помогает им от жажды в жару, — вместе со слюной проглатывает горькую обиду конюх и опускает глаза. Задрожавший от одного только вида кочевника Славко торопливо проглатывает хлеб и встаёт, чтобы поклониться дружиннику: испытать на себе его гнев ещё раз он не хочет.
Не скрывающий удовольствия от того, что напугал обоих, булгарин расплывается в ухмылке и резко продолжает:
— Седлай коней. Нам пора.
* * * * *
Спустя пару часов, леса между Лыбутой и Псковом
— Тпру!
Конь Люта останавливается, мотая головой. Вслед за ним прекращает свой бег и гнедая кобыла, что несёт на себе Щуку и Ярослава.
Не успевает последняя вдохнуть влажными ноздрями принёсший предчувствие опасности воздух, как олегов помощник привязывает к ближайшему дереву на краю луга сначала её, а затем и скакуна кочевника. Булгарин смотрит сквозь спутанные ветви ельника, что возвышается впереди, и чувствует лёгкую прохладу, идущую из сердца чащи.
— Там, кажется, есть озеро. Наберём воды и вернёмся, а то жарко уж совсем, — темноволосый воин протирает рукавом испарину на лбу и берёт в руки две привязанных к седлу фляги. — Вы свои тоже заполните, а не то высохнете по дороге.
Славко послушно кивает и сжимает в руке кожаную баклагу; рыжий конюх же старается успокоить ласковыми прикосновениями потных ладоней лошадей, что перебирали ногами, прижали уши к голове и беспокойно ржали.
Через пару минут мохнатые еловые лапы наконец-то перестают касаться их острыми иглами, и троица выходит к небольшому вытянутому озерцу. Десятилетия назад старица Великой отделилась от основной реки, вода в ней из проточной превратилась в стоячую, навсегда застыв в наполненном до краёв старом русле и превратив его в нечто среднее между озером и болотом.
В тёмно-серой воде отражаются редкие кривые ели, но только там, где поверхность волн не скрыта густым ковром из крошечных нитей ряски, переплетённых собой в нерукотворном узоре. Сапог погружается в лужу, скрытую под копной осоки, и нога хлюпает в холодной воде.
— Чёрт!
— Воды можно набрать и зде... — неуверенно обращается к дружиннику Ярослав и оборачивается на лязг металла: Щука зачем-то остановился в считанном аршине от него и извлёк из ножен небольшой кинжал с деревянной рукоятью.
Тут же купеческий сын замирает, проглотив конец фразы и затаив дыхание. Он потерянно смотрит на доставшего из кармана свою верёвку Люта, чьи глаза пылают яростным огнём, а затем — вновь переведя взгляд назад на конюха — видит блеснувший на солнце клинок Щуки.
Славко напрягается и слегка пригибается на полусогнутых ногах, а затем с громким криком подпрыгивает и коленом ударяет смуглого дружинника в живот. Не то от боли, не от неожиданности булгарин взвизгивает, но остаётся крепко стоять на земле. Тогда лыбутчанин, словно забыв обо всём, кидается на него и пинает везде, куда может дотянуться, но дружинник все так же крепко держит своими смуглыми пальцами удавку и готовится использовать её по назначению.
Запыхавшийся от бесполезных ударов Ярослав с оторопью отклоняется назад, но уже поздно: холодная сталь резко пронзает собой мягкий живот; окровавленный нож оттуда вытаскивает тонкая рука олегова конюха, прежде чем новой силой воткнуть его в плоть ещё, ещё и ещё раз.
— Сволочь... — доносится хрип с губ раненого, прежде чем он сгибается в три погибели и корчится от нового удара пронзившего на сей раз ладонь кинжала.
Пальцы на окрасившихся в алый руках разжимаются. Щуплый Щука, вернув клинок на пояс, хватает истекающего кровью молодца за неповреждённую кисть и резко выворачивает её вбок до характерного хруста, а затем принимается волочить по осоке за собой, в сторону затянутого ряской зеркала воды. В глазах пронзённой жертвы мелькает ужасная догадка, зрачки её расширяются, а ноги изо всех сил упираются во влажную почву, оставляя за собой две извилистые и не столь глубокие колеи.
Дыхание становится тяжелее и прерывистее.
Искалеченный, перестав сопротивляться, внезапно вырывается и прыгает вперёд, оглашает округу громким всплеском и сразу по кровоточащую грудь уходит в воду — неожиданно потянув за собой и Щуку. Тот, несмотря на имя, проваливается по самый пояс в озеро и едва не уходит ещё глубже, поскользнувшись на мягком иле, но вовремя удерживает равновесие в последний момент.
Олегов конюх дёргается и одной ногой в потяжелевшей от воды штанине делает шаг прочь к берегу, как в его затылок с размаху врезается твёрдый лоб противника. Мальчишка от боли и звона в ушах покачивается на месте, а на шею напавшего на него благодаря второй паре рук мягко и незаметно ложится шерстяная верёвка.
Раненый брыкается и выгибается, пальцы несломанной руки судорожно хватаются за удавку и стремятся разжать её, но стоящий за его спиной палач неумолим, всё крепче и крепче затягивая силок на лиловой шее.
— Ты слаб, — с издёвкой в голосе оглашает свой вердикт душитель.